Летящий с ангелом

— А ты думаешь, каково блудить! Считай дешево отделался. Будь моя воля, я бы вас, развратников, клеймила. Как римских рабов каленым железом. — Потом мечтательно добавила: — Лучше, конечно, клеймо на лоб. И еще на одно место.

Чуть я оклемался от антиблудного урока, как однажды произошло событие, которое круто изменило мою жизнь. От военной кафедры нас направили на медицинскую комиссию. Мы-то думали, что это для проформы: соберутся в военкомате врачи, разденут, ткнут пальцем в живот и напишут: «годен». Но все оказалось гораздо серьезней. Во всяком, случае для меня.

Направили нас в центральную медицинскую клинику. Хирургу чем-то не понравился мой позвоночник и он направил меня на рентген. На снимке обнаружились какие-то смещения позвонков и еще что-то. Нейрохирург собрал целый консилиум. Медицинские светила кололи меня иголками, прощупывали позвоночник и хмуро кивали седыми головами. Долго расспрашивали, не поднимал ли я чего тяжелого. Да, отвечал я, работал в Сибири, валил лес, рубил топором — все, как положено. А в каком положении ты работал? А не болела ли спина? Да, конечно, болела. А как же? У всех бойцов спины болели — это нормально, если работаешь по двенадцать часов, согнувшись, с топором в руках.

Вердикт медицинского симпозиума был страшен: «Не годен к строевой в мирное время и ограниченно годен к нестроевой в военное время!» Когда я это прочел, показалось, что меня списали в дом инвалида и приговорили к медленной смерти. Врачи сказали, что мой позвоночник в таком состоянии, что от любого толчка я могу стать неподвижным и всю оставшуюся жизнь провести в инвалидной коляске или в постели. Отныне мне запрещалось поднимать тяжести, заниматься спортом и вообще делать резкие движения.

С тяжелым сердцем отправился я в церковь. Почему туда, я не знал. Наверное, потому, что именно там с некоторых пор получал успокоение. На этот раз после обхода икон со свечами я встал в очередь на исповедь. Священник снова поверх головы кающегося смотрел на меня. Я опустил глаза и ждал. Вдруг женщина спереди обернулась и сказала, что отец Сергий зовет меня. Внутри все сжалось, малодушно захотелось убежать. В голове застучало дятлом: «завтра, потом, как-нибудь». Нет уж! Сейчас и немедленно. Я вздохнул и подошел к священнику.

— Давно тебя ожидаю, — сказал он негромко. — Ты что ли боишься меня? Страшно?

— Честно сказать, да, — признался я.

— К исповеди готовился?

— Нет. Я и не знаю как. Первый раз.

— Ладно, давай-ка я тебе помогу. Убивал? Блудил? Дрался? Сквернословил? Воровал?

Я понуро отвечал «да» или «нет». Желание сбежать от стыда, от позора, от пронзительных глаз, видящих тебя насквозь, нарастало. Но отец Сергий, но ожидающие своей очереди люди, но святые, глядящие с икон, — держали меня, казалось, множеством добрых рук.

— Хорошо, на первый раз довольно. Молодец. Как зовут? Андрей?

Священник наклонил мне голову, накрыл лентой с крестами и зашептал молитву. Я понял из ее слов, что грехи властью, данной ему Богом, мне отпускаются. Он снял ленту с головы и протянул для целования крест и Евангелие. Затем посоветовал приготовиться к исповеди и причастию и прийти в субботу вечером. Я почувствовал сильное облегчение. Казалось, что церковь наполнилась светом. Осмелев, я решил посоветоваться. Рассказал про Олю, про мой зарок, про лечение в диспансере, про медкомиссию. Батюшка выслушал и объяснил, что последние события — это знак того, что моя молитва услышана.

— Сам же просил помощи, чтобы не блудить и не убивать, — сказал он. — Вот и получил ее от милостей и щедрот Божиих. Радуйся. Видно твоя молитва была очень угодна Богу, раз так все решилось… кардинально.

Вышел я из церкви абсолютно счастливым. Небо золотилось мягким теплом заката. Весело щебетали птицы. Нежная листва деревьев, кустарник, осыпанный цветами, большая клумба с нарциссами — все это благоухало тонкими ароматами. Прохожие казались родными, добрыми, бесконечно дорогими. Я снова осторожно нес внутри себя драгоценный радостный свет, боясь расплескать его. Лишь час назад я шел сюда испуганный и унылый. Казалось, жизнь кончилась, свет померк, впереди черный омут. И вот я уже совсем другой: спокойный, радостный, счастливый, изменившийся… кардинально. Чудо!

Я прощен! Бог меня помиловал! Это Он устроил мою жизнь наилучшим образом. Так, чтобы я не развратничал, не пил, не бил, не убивал — но делал добро. И еще?.. что еще сказал отец Сергий? Моя молитва угодна Богу. Нужно срочно научиться молиться. Нужно еще раз перечитать Евангелие. Нужно… ох, сколько всего впереди! Сколько работы, доброй, светлой и очень нужной. Хорошо-то как!