Летящий с ангелом

Нет, на самом деле! Что-то я стал слишком умным. Это так утомляет. Смотришь, бывало, на человека, он еще и рта не открыл, а тебе заранее известно, что он скажет и почему. Или вот еще: берешься за дело, изучаешь, выполняешь и все, — порядок, успех. Ску-у-ушно это! То ли дело дурак! В его поведении бездна вариантов. Он прост и недоступен, он дите и старик, глуп и мудр. На него всегда можно махнуть рукой: дурак, что с него взять.

На эту тему я решил поговорить с тетушкой. Кто, как не психиатр со стажем, наверняка оценит величие моей идеи. Я напросился к ней на прием, доложил о ходе отделочных работ, протянул в пухлом конверте ее долю. Она закрыла конверт в сейф и налила мне чаю.

— Вот, Марта Алексеевна, — сказал я задумчиво, — решил я дураком стать. Как вы к этому относитесь?

— Очень даже положительно, Андрюша, — одобрила тетушка. — С таким умом, как у тебя, только дураком и можно выжить.

— Вы тоже так думаете?

— Ах, милый мальчик, я столько всего насмотрелась, — вздохнула она. — «Горе от ума» — это трагедия не Чацкого, а всей России. Здесь только дуракам жить хорошо и спокойно. Так тебе справка нужна?

— Какая справка? — поднял я брови.

— О психической невменяемости, — спокойно объяснила она. — Сейчас многие такими справками обзаводятся.

— А что? — задумался я по-дурацки. — Это мысль. А мысль убивать нельзя.

— Сделаю, Андрюша. Такую справку сделаю, что пальчики оближешь. Никакая прокуратура не подкопается. Зря, что ли, у нас закрытое номенклатурное учреждение. Хочешь знать, высшее руководство — оно все поголовно со справками. Только в отличие от тебя, Андрюша, они диагноз имеют самый настоящий. Только между нами!..

Так началась моя новая жизнь. Мое «я» умалилось, сжалось до точки. Можно сказать, началось мое второе детство. Только в детстве бывает так хорошо и просто. А все потому, что тебя почти нет. Есть взрослые с их большими делами, есть большой двор с огромным домом, просто громадный парк и бесконечная своей красотой природа.

У меня снова появились дворовые друзья. Это были дети другого поколения, не похожего на нас, прежних. Но и в их технотронном, компьютерном детском мире оставались островки обычного ребячества. Мы с ними играли в песочнице, катались на велосипедах, самокатах, ходили в кино и кушали мороженое. А однажды я увидел, как один мой друг, десятилетний Борька, выбежал в одних трусах под проливной дождь. Я тоже разделся до трусов, потом, правда, подумал и, на всякий случай, надел шорты и выскочил во двор. Мы с ним бегали по лужам и смеялись. По нашим плечам и спинам бил и струился теплый дождь. Мы руками сбивали капли с ветвей деревьев, и нас окатывал каскад брызг, пахнущих листвой. Вернувшись домой, я стоял на мохнатом коврике у входной двери, ожидая, пока стечет с меня вода. Мама, едва сдерживая смех, как прежде отругала меня.

После работы, сбросив солидный костюм, я бежал с пацанами на реку. Мы ловили рыбу и раков. Вокруг снова поскрипывали цепями лодки. Пахло водорослями и тиной, рыбой и бензином. А над нами в черном небе горели огромные звезды. Только Иришка больше не приходила с кастрюлей щей и не кормила нас, молча глядя на звезды. Зато удочки у нас были складные, легкие и длинные, а крючки с блеснами такие, что в детстве я и во сне не видел.

Однажды зашел ко мне Дима. От сутулой юношеской худобы ничего не осталось: он растолстел и опух. Руки тряслись. Недавно он одного за другим похоронил родителей. Теперь слонялся по пустой квартире, зазывал гостей и сильно тосковал. В тот день он позвал меня прогуляться в парк. Оказывается, и он часто вспоминал детство.

— Говорят, ты в детство впал? — ехидно спросил он.

— Да, Дим, — кивнул я утвердительно, — Теперь я дурак.

— Это правильно, — кивнул он. — Как там у классика? В кои веки появится на Руси умный человек, так или пьяница горький, или такую рожу состроит — хоть святых выноси. Так, что ли? А ты, значит, решил и трезвым остаться и лицо сохранить. Мудро!

— Да нет, Дим, я просто дурак. Без всяких там мудростей.

Он замолчал. Посопел. Потом сел на скамейку и достал из кармана бутылку вина.

— Может, зайдем в кафе или ресторан? — спросил я.

— Да нет, так интересней, — улыбнулся он. — А ты из образа-то не выходи.

— Какого образа? Нет его. И меня нет: вышел я. Как говорят мои нынешние дружки, обнулился.

— Ну и как впечатления?

— Хорошо!

— А может и мне?.. — Почесал он затылок.

— Попробуй.

— А то ведь спиваюсь, Андрюх. По ночам такая муть снится. Ужас! Утром колотун, трясучка и прочее.

— Так ведь знал, на что шел. Ты с отрочества это запланировал. «Умереть, забыться, и знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу. Это ли не цель?»

— Чистый омлет на букву «гэ». Так-то оно так. Но чтоб так! Слышь, Андрюх, а мне к тебе в психдом подлечиться нельзя?

— Наша фирма всегда к услугам граждан. Я узнаю. А как у тебя с учебой?