Летит, летит ракета...

Карподкин кивнул. Он прекрасно знал, каким именно “им” следует мстить за поверженного деда. Грубо говоря, это были все, кто не являлся завсегдатаем анархистского бара. Вот только с кого начать? Собственно, это и собирался сообщить ему дед на смертном одре. Карподкин преклонил ухо.

— Матарот… — пробормотал дед. — Есть такое место на границе с Полосой. Там они мучили и уродовали меня и других. Слушай… я помню, что они постоянно враждовали с полосятами. Нужно сделать так…

Он еще минуту-другую брызгал слюной в карподкинское ухо, пока, наконец, не откинулся на подушку. На устах его блуждала почти счастливая улыбка. Больше внук не услышал от деда ни слова. Приятели в баре сказали, что это верный признак умирания, и посоветовали прекратить кормежку, чтобы не тратиться попусту. Дед перестал дышать еще через неделю. Вернувшись как-то утром из бара, Карподкин нашел его на полу рядом с холодильником. У старого борца за свободу не хватило сил открыть дверцу. Еще бы: не зря ведь внук накануне прикрутил ручку проволокой.

Следуя указаниям дедовского завещания, Карподкин дождался ночи, завернул мертвеца в старое одеяло, погрузил на тележку и повез на главную столичную площадь перед мэрией. Путь был неблизкий. На праздные вопросы встречных гуляющих и полицейских о характере груза Карподкин отвечал, что везет труп дедушки, и те смеялись удачной шутке. Прибыв на площадь, Карподкин сбросил тело в фонтан. К его удивлению, труп не погрузился, а приплыл на середину, откуда в ночное небо била сильная, подсвеченная прожекторами струя. Все вместе это выглядело так, будто мертвец плюет в мурло проклятому мерзкому миру, сделавшему из него то, чем он был при жизни.

Этот последний общий плевок деда и внука получился как нельзя более удачным и вызвал известный резонанс. Карподкина даже задержали на несколько суток, но он заявил, что речь идет об антивоенном перформансе, то есть о чистом искусстве, плюнул следователю в лицо, и в итоге был выпущен на свободу в результате протестов прогрессивной общественности. Нечего и говорить, что в баре “Бэк Юньон” его приняли, как героя. Понежившись некоторое время в лучах славы и без труда мобилизовав помощника, Карподкин отправился в Матарот. Настала пора исполнить обещание, данное умирающему деду.

Он снова отхлебнул виски и, зажмурив левый глаз, посмотрел на Ами Бергера. Этого гада он пристрелит лично. Завалит его прямо в коляске, прицелится и — пах!.. пах!.. точно в рыло!.. в рыло! Ведь выстрел, если рассудить, это тот же самый плевок, только не слюной, а пулей.

— Прицеливаешься? — поинтересовался проницательный Ами. — Не советую, Карподкин. Стреляю-то я получше тебя. Ты же в армии не был, не знаешь, каким концом магазин вставлять.

Тут он не ошибся, что верно, то верно: от армии анархистов освобождали по психнепригодности. Даже в контору за бумажкой не вызывали, чтобы сэкономить на полученных плевках.

— Ничего, ничего… — многообещающе отозвался Карподкин. — Научимся. Правда, Лео?

Лео с готовностью хихикнул.

— Похоже, кто-то подъехал, — сказал Давид, прислушиваясь. — Военные? Чего это они? Вроде, и не падало пока…

— Нет, — возразил Ами. — Это не джипы, не тот звук. Легковуха.

Тревожно звякнула стеклярусная занавеска. Вошли двое одинаковых мужчин, в спортивных куртках, широкоплечие, со срезанными под прямым углом стрижеными затылками. Один сразу сел у входа, другой прошел к стойке, глянул по сторонам, пристукнул костяшками пальцев.

— Эй, бармен!

— Ни черта себе! — удивился Давид. — Первый незнакомый клиент за год… что за честь такая, интересно… Здесь я, здесь!

Он прошел за стойку. Мужчина смерил его взглядом ничего не выражающих глаз.

— Двойной скотч.

— А ему? — Давид показал на второго.

— А ему не надо, он за рулем… — мужчина говорил по-английски с тяжелым русским акцентом. — Не много у тебя посетителей.

— Не расчесывай рану, — усмехнулся Давид, ставя перед ним стакан.

Мужчина одним махом заглотил виски, одобрительно покрутил головой.

— Повтори, хозяин… — он бросил на стойку банкноту. — Сдачи не надо.

— Спасибо. Приходи каждый день.

Мужчина отрицательно помотал головой.

— Не. Каждый день не могу. Я всего-то на сутки приехал. Друга ищу. Ты тут, наверное, всех знаешь. Русский он. Серебряков. Профессор Серебряков.

— Альександер? — переспросил Давид. — Конечно, знаю. Хороший мужик. Повезло тебе с другом.

Мужчина кивнул и достал еще одну банкноту.

— Объясни, как доехать.

Давид помолчал. Он знал Леночку достаточно близко, чтобы предположить, что о визите подобных крутоплечих друзей Серебряковы предпочли бы быть извещенными заранее. Да и какой друг станет платить столько денег, чтобы узнать дорогу? Друг просто наберет номер на телефоне.

Развилка 6: направо

— Что-то ты долго думаешь… — сощурился мужчина. — Неужели так далеко?

— Отчего же, не далеко… — Давид помедлил, соображая как быть. — Знаешь, я лучше тебе нарисую. У нас теперь улицы не освещают, без плана не найти. Погоди, схожу за листком.