Я успел спросить у учительниц, пришел ли кто из наших, бежавших, и мне рассказали, что появился только один — Михаилом зовут, что находится он в надежном месте, куда и меня должны перевести. А сколько всего бежало — толком не знают. Немцы распространили слух, что всех пытавшихся вырваться из плена расстреляли, будто они уже и похоронены: девушки сами видели шесть могил на берегу Буга…
Да, невеселые были вести. В том, что удалось вырваться семерке наших, я не сомневался. Но черная мысль мелькнула: «Неужели шестерых схватили и они уже в могилах?..»
Когда девушки ушли, хозяин дома, Иван Александрович, поглядев на меня внимательно, сказал:
— Будешь моим старшим братом. А приехал из далекого села в гости… Давай-ка сбрасывай все, что на тебе есть, да полезай в печь, вымойся, приведи в порядок лохматую бороду, волосы. Похоже, что ты не такой уж и старый, как кажешься.
Вскоре я вымылся, побрился, оделся в приготовленную, несколько великоватую по размеру одежду, и тут жена Ивана Александровича с усмешкой сказала:
— Ты, Иван, хочешь ему быть братом, а подывись — он в сыновья тебе годится.
Вглядевшись в меня и подумав, хозяин переменил решение:
— Да, братом не подходишь. Совсем молодой. Ну, племянником сойдешь, и тоже в гостях.
Я согласился на племянника и обещал помогать в сапожном деле. Иван Александрович оказался по профессии сапожником и был не местным жителем, а поселившимся здесь в начале войны беженцем. В гражданскую войну он партизанил. Не рассчитывая на снисхождение фашистов, с началом оккупации Украины сменил местожительство.
За ужином Иван Александрович поспешно объяснил мне обстановку в селе после нашего побега, сказал, что спать я буду на полу, рядом с кроватью немецкого фельдфебеля-квартиранта, который где-то постоянно дежурил и ночевать приходил поздно. Такая перспектива не вызвала во мне особого восторга. Спать рядом с немцем! И я на всякий случай прикинул, как выскочу при необходимости в окно.
Мы договорились, что завтра же я обязательно посмотрю на могилы, которые фашисты сделали у Буга, а может быть, увижу и своих товарищей, которые остались в застенках. По словам Ивана Александровича, на следующий день после нашего побега для наказания всех их завели в реку Буг, местами уже покрытую тонкой коркой льда, и держали в воде целых полчаса. Жестокое, бесчеловечное истязание. Многие пленные, простудившиеся в реке, умерли потом по дороге в Германию…
А по поводу якобы расстрелянных летчиков местные жители говорили разное и не верили в реальность могил. Дело в том, что наряды немецких патрулей и полицаев рыскали по всем селам, в развешанных объявлениях обещалась большая сумма денег за поимку летчика-беглеца, а тем, кто его укроет, грозил расстрел на месте.
Мы засиделись за ужином. Уже пришел квартирант. Пока Иван Александрович открывал калитку, я вроде бы улегся спать, ожидая, что же будет дальше.
В комнату вошел здоровенный фельдфебель с автоматом за плечом и пистолетом на ремне — по коже пробежали предательские мурашки. Сжавшись, как пружина, я беспрестанно строил в голове самые невероятные планы на случай возможного отступления. Но немец был в хорошем настроении, поужинал и лег спать, предусмотрительно положив пистолет под подушку, а автомат беспечно повесив на спинку кровати (кровать его стояла в метре от меня). Несколько успокоившись, давно желанным сном уснул и я.
Утром пришли учительницы и сообщили, что сегодня же вечером мне нужно уходить — предполагается повальный обыск: кто-то видел, как в село приходили бежавшие летчики. Вечером, прежде чем идти в предназначенное место, я все же уговорил девчат осмотреть могилы — они были в трех километрах от Ястребиново.
Трудно передать состояние, когда видишь собственный похоронный холмик, пусть и поддельный… Сделан он был по-настоящему, с немецкой аккуратностью. Рядом же, на бугре, томились в застенках мои товарищи, которых вдобавок к зверскому наказанию в ледяной воде неделю морили голодом. Уходя, я мысленно поклялся предпринять все возможное, чтобы освободить пленных друзей, рассчитывая на помощь подполья, но через несколько дней их увезли в Германию…
Мы выбрались за село и долго шли вдоль железнодорожных путей. Уже далеко позади остались Контакузинка и Ястребиново.
— Куда же мы все-таки идем? — не выдержав, спросил я у Веры и Шуры.
— Да уж совсем рядом. Временно вы будете скрываться у обходчика путей Степана Чернобая, который живет с семьей в придорожном доме.
Фамилию Чернобай я где-то недавно слышал, по уже все события переплелись…
И вот около дома нас встретил, придерживая злую собаку, сам хозяин. Степан Петрович Чернобай, человек высокого роста, крепкого телосложения, средних лет, держался, как и вся его семья, несколько настороженно. Мы хорошо понимали, какую опасность для них таило паше присутствие в доме и какую ответственность брал на себя хозяин. Скрывать бежавших летчиков, да не только скрывать, но и кормить!.. Я увидел двух девочек-подростков.
Старшую звали Нилой, младшую — Милой, и было им тогда соответственно 13 и 12 лет.