Летная погода

Однако результат обнаружился уже в канцелярии ипподрома.

– Наш конюх, Ефим Ильич Колосков, – сказала, едва глянув на карточку, секретарша. – На работе его, кажется, нет. Может, заболел? Справьтесь у конюхов…

В первом же тренотделении, куда заглянул Саблин, все подтвердилось.

– Наш, Ефим, – сказал один из конюхов, седой высокий старик. – А почему он так голову запрокинул?

– Мертв, – ответил Саблин.

– Не может быть! Я же его вчера здоровым видал, живехоньким…

– Когда?

– Говорю: вчера. Утром. С шести часов здесь торчали.

– А в два часа его убили, – сказал Саблин. Здесь он мог раскрыться: убили не на ипподроме, а в шести километрах отсюда.

– С кем он ушел? – продолжал Саблин.

– Сейчас узнаем. Володька! – крикнул первый конюх.

Из третьего стойла выглянул лохматый парень лет девятнадцати в клетчатой ковбойке и джинсах, заправленных в резиновые до колен сапоги.

– Чего? – спросил он недовольно и не отходя от двери. Оттуда пахло сеном, конским потом и неубранным вовремя навозом.

– Тебя участковый требует. Допрашивать будет, куда ты Ефима дел?

– Ходил я к нему в обед, – сказал парень, по-прежнему не двигаясь с места. – Дома его нет, и дверь на замке. А за что это меня допрашивать собираются?

– Я не ваш участковый, а инспектор уголовного розыска, – представился Саблин. – И никого допрашивать не буду. Просто спросить хочу кое-что, потому что веду дело об убийстве вашего товарища по работе, Колоскова Ефима Ильича.

Володька подошел ближе, растерянный и недоумевающий. Сообщение Саблина его потрясло. Он даже ни о чем не спросил. Спросил первый конюх:

– Где же это его прихлопнули?

– Извините, товарищи, – сказал Саблин, – спрашивать буду я. Вчера с утра Колосков был на работе. Когда же и с кем он ушел?

– После полудня его не было, – ответил уже Володька. – А ушел он один. Он всегда один уходит. Ни с кем не общается.

– Значит, и друзей у него не было?

– Нет, – ответили оба.

– Ни в одном тренотделении, – добавил Володька. – А со мной вообще не считался. Командовал, как в строю.

– А почему ему тобой не командовать? – сказал первый конюх. – Кто ты есть и кто он? Лучшим конюхом считался. И, честно говоря, по справедливости. Призовых лошадей вырастил: и Жар-птицу и Воронца. В этом году Огонька в дербисты вывел. Не дружил с ним, а скажу: не зря его из Одессы выписали.

– Ну, допустим, друзей не было. А врагов?

Конюхи, вспоминая, переглянулись. Помолчали.

– А из-за чего враждовать-то? – пожал плечами старик. – «Козла» с ним не забивали, на троих не соображали, детьми не роднились. Да и не было у него детей-то. И ставку одну получал. Старый человек, тихий, неразговорчивый Никого не обидел, никому не грубил. А Володькой командовать умеючи надо: парень задиристый.

– Где вы были вчера после обеда? Скажем, от часу до двух? – спросил Володьку Саблин.

– Весь день в стойле был. Как и все здесь.

– Что верно, то верно, – подтвердил старый конюх. – Может, из Одессы кто?

Саблин насторожился:

– Что – кто?

– Приезжали как-то разок, другой. Наездники приезжали. Вы к главному зоотехнику наведайтесь.

– А из наездников кто с его лошадьми работает? – Саблин прежде всего искал внутренние связи, внешними займется потом.

– Сейчас Плешин Михаил Иваныч, – охотно откликнулся конюх. – Он и Фильку и Огонька тренирует. С одной конефермы жеребцы. Призовые.

Еще одна линия, задумался Саблин: наездники, жокеи, конефермы, аукционы, лошади. Но раздумывать долго было нельзя. Спрашивать надо, пока отвечают с готовностью. Он и спросил:

– А где мне повидать Плешина?

– В больнице он. Пятьдесят первая, – подал голос Володька. – Аппендицит у него.

– Давно лег?

– Третий день уж лежит.

Придется поехать, решил старший инспектор. Но еще на ипподроме не все было закончено. Он записал фамилии опрошенных и пошел через поле к трибунам.

* * *

А кто может опознать человека на фотокарточке, найденной в кармане убитого? Ни в управлении, ни в конюшнях его не опознали. Посоветовали у кассирш спросить: может быть, завсегдатай? День был небеговой, и кассирш Саблин нашел в буфете.

Кассирш было трое. Они пили кефир, закусывая его бутербродами с сыром. Взглянули на него с любопытством: что понадобилось от них франтоватому милиционеру с погонами капитана?

– Я из уголовного розыска, – отрекомендовался он.

– Ого! – сказала одна. – Чем можем помочь мы господину Мегрэ?

– Только мы никого не убивали, – откликнулась другая.

Третья смотрела выжидательно, молча отхлебывая кефир. Саблин вынул фотокарточку:

– Не узнаете ли вы этого джентльмена? Может быть, примелькался вам на трибунах?

Кассирши долго и пристально всматривались. Но ни одна из них его не признала.

– Разве запомнишь их, мелькающих у окошка кассы. Может быть, игрок, может быть. Только не из тех, кто нам уже надоел.

Молчавшая кассирша, допив кефир, вдруг вспомнила:

– А вы у Зойки спросите. Она придет сейчас. По-моему, это ее клиент.

Зоя Фрязина, лет двадцати пяти на вид, высокая, синеглазая, с круто взбитой платиновой прической, отчего она казалась еще выше, красивая даже в сером рабочем халате, действительно входила в буфет.