Летная погода

— У нас убийство — самое страшное преступление. Оно — редкость, по сравнению со статистикой убийств в Соединенных Штатах. И конечно же ни одно не остается нераскрытым. Дело в сроках.

— И конечно, здесь — заслуга вашей системы. Социалистической.

— Не вижу повода для иронии. Да, заслуга. Это у вас Диллинджер или Аль Капоне — национальные герои. У нас бы они были врагами нации.

— У нас, у вас… Мы — как на диспуте. Я правильно сказал?

— Правильно. Так у нас и есть диспут. Мини-диспут. О преимуществах детективной литературы. Кстати, ваши лучшие писатели — детективисты очень озабочены поимкой преступника. И если он не ловится, то обвиняют они именно систему.

— Не все.

— Я же сказал: лучшие. Не Спиллейна же к ним причислять.

— А чем плох Спиллейн? Его герой — сильная личность.

— Мерзкая личность. Синдром вседозволенности.

— Опять система виновата?

— А то! Вон у нас, слышали, наверно, ходил один с топориком, сильная личность. Всем миром ловили.

— Милиция не справилась?

— Милиция и справилась. Людям тошно было: живет среди них гадина. Вот и помогали милиции, как могли.

— Знаю: дру-жин-ни-ки…

— Не только. Попроситесь по вашим каналам на Петровку, в музей милиции. Там вам расскажут подробности.

— Спасибо, попрошусь. Так ведь не пустят?

— А вы очень попроситесь. Скажите, что пишете диссертацию на тему, скажем, «Сравнительный анализ работы чикагской полиции и московской милиции в их связи с населением представляемых городов». Красиво?

— Вы шутник, мистер филолог.

— Я серьезен, как никогда. Благодарю вас за беседу, господин Хэммет. Мне пора.

— А может, по рюмке водки?

— Это бы можно, только мне и вправду пора.

— Не смею захватывать.

— Задерживать, господин Хэммет, задерживать…

* * *

Забавный мужик, думал Гриднев, сидя в машине. Как он в простачка славно играл? Наша система, ваша система… Ай, Хэммет, ай, дипломат! Хорошо, что посмотрел на него, так сказать, своими глазами. Хоть известно теперь, с кем вести заочное сражение, проверить на практике теорию детектива. Кстати, а что он в Доме литераторов делает? Хотя, скорее всего, он не солгал: просто их «контора» действительно находится «рядочком», вот и бродит атташе, «родственников души» улавливает.

Машина остановилась у подъезда. Гриднев машинально взглянул на свои окна: свет горит, значит, Галка дома.

— Завтра к семи, товарищ полковник? — спросил шофер.

— К семи, — кивнул Гриднев. — Спокойной ночи.

Глава пятая

Гриднев просматривал очередную сводку МУРа у себя в кабинете на улице Дзержинского. Среди преступлений, зарегистрированных в сводке, одно привлекло его внимание: убийство конюха Московского ипподрома Е. И. Колоскова. Именно Колоскова видели в компании с Хэмметом в его ложе на трибунах во время пятого и шестого заездов. То, что Хэммет — агент ЦРУ, органам безопасности было известно давно. Но ни задержать, ни выслать его как персону нон грата пока не было оснований. Колосков, вероятно, подсказывал Хэммету, какую лошадь надо играть, — так, кажется, на жаргоне «тотошников», — но могло быть и другое.

— Ну что ж, попробуем, — сказал Гриднев своему заместителю и другу майору Корецкому. Его он еще знал мальчуганом, подобранным воинской частью.

— Что именно? — спросил тот.

— А не взять ли нам дело об убийстве бегового конюха?

— Знаю о нем. Его ведет в МУРе старший инспектор Саблин.

— Вот с ним и возьмем.

— Почему? Фамилия нравится?

— Фамилия как фамилия. Звонкая.

— Очень звонкая, — усмехнулся Корецкий.

— Не понимаю.

— Саблин был комбриг или начдив, участник бунта левых эсеров. Правая рука Спиридоновой.

— Погубит тебя образование, Корецкий… Хотя, пользуясь твоими ассоциациями, могу продолжить: у меня был другой Саблин. Боевик из группы Седого в одесском подполье.

— Ладно, сдаюсь, — засмеялся Корецкий. — Но объясни все-таки, почему мы вмешиваемся в дела уголовного розыска?

— Хотя бы потому, что конюха Колоскова как-то засекли в обществе Дина Хэммета, — сказал Гриднев.

— Тебя тоже засекли вчера в том же обществе.

— Мы же знакомы, в конце концов. Вот и захотелось поспорить. И еще учти, что в сводке пометка есть: в кармане убитого найдена фотокарточка Максима Каринцева.

— Ого-о, — протянул Корецкий. — Это уже информация к размышлению, как говаривал незабвенный Штирлиц. Стоит побеседовать с Саблиным?

— Точно. Кстати, я уже его вызвал. В десять ноль-ноль. Он, наверное, в бюро пропусков сейчас…

Но Саблин уже постучал в дверь кабинета.

— Входите, — сказал Гриднев, оглядывая спортивную фигуру Саблина. — Не удивлены нашим приглашением?

— Нет, — спокойно ответил Саблин. — Вероятно, из-за фото Каринцева?

— Точно. Где-то здесь наши ведомства, может быть, и соприкасаются, кто знает. А проверить нелишне. Вот и будете работать с нами. С вашим начальством я договорился. Познакомьтесь: майор Корецкий, ваш напарник на время следствия. Покажите ему свое искусство.

— Искусство? — удивленно переспросил Саблин.

Гриднев пояснил:

— У сыщика и следователя, разведчика и контрразведчика, у каждого все свое, но есть и общее. Это творчество. Убедил? Ну а теперь расскажите о вашем творчестве. Что выяснилось по делу Колоскова?

Саблин рассказал.