Летнее безумие

— Просто не понимаю, — сказала Луиза Эрику, когда они, ускользнув от журналистов, шли вдоль берега моря, — почему Консуэле до сих пор не предъявлено обвинение? Улик, которые мы предъявили, вполне достаточно, чтобы арестовать ее.

— Не сомневаюсь, что полиция сразу же отправилась к ней, — ответил Эрик. — Но у Консуэлы весьма влиятельные юристы, так что не обольщайся.

— Но там ведь есть показания жертв, и ни одна из них ничего не отрицает.

— Верно, но полиция должна поговорить с каждым и убедиться в том, что показания сделаны добровольно. После убийств Афродиты и Дэнни, которые, несомненно, связаны, сыщики должны работать очень тщательно.

— Если бы только они могли доказать, что за всем стоит Консуэла.

— Они докопаются, — заверил ее Эрик.

— Так ли? — вздохнула Луиза. — Мне было бы спокойнее, если бы отпустили Моранди. Почему его до сих пор держат?

— У него нет алиби. Консуэла продолжает утверждать, что он к ней не приезжал.

— Боже, как все осложнилось! — Луиза чувствовала себя слабой, беспомощной и разбитой после бессонной ночи. Из глаз у нее снова полились слезы. — Как все это страшно. О, если бы Дэнни была жива и мы все вместе могли вернуться в Лондон! Зачем только мы сюда приехали! А приехали мы только из-за меня: Дэнни хотела увезти меня после истории с Саймоном. О, Эрик, ну почему мы начинаем ценить людей, когда их уже нет с нами!

— Ну что ты, — Эрик обнял ее. — Я понимаю, как тебе тяжело. Нам всем сейчас трудно. Не надо жалеть о том, что вы приехали сюда. Здесь я встретился с Дэнни, а ты с Джейком. Ты ведь не жалеешь, что познакомилась с Джейком?

— Нет, — сказала Луиза, и слезы покатились по ее щекам. — А может, и да. Не знаю. Мне очень больно и хочется увидеть его.

Эрик не стал обманывать ее, а только положил ее голову к себе на плечо.

— Прости, я такая эгоистка, ты только что потерял Дэнни, а я тебе жалуюсь. Ты ведь любил ее, да?

— Да, — сказал он. — Очень любил. Она была… необычная.

— Ты прав. Я бы хотела поехать на ее похороны, но полиция едва ли вернет нам паспорта…

— Давай посидим здесь. — Эрик опустился на песок, увлекая Луизу за собой.

Обхватив руками колени, они смотрели на волны, подбегавшие почти к самым ногам.

— Теперь море навсегда связано для меня с Джейком, — призналась Луиза. — Ты ничего больше не слышал о нем, Эрик?

— Я говорил с ним. Он переслал сюда свои письменные показания о том, что в то утро, когда погибла Дэнни, ты была с ним.

— Как он? Уже нашел Мартину?

— Нет еще. На это надо время. Люди, которые ее удерживают, хотят убедиться, что все идет по их плану.

— Бедный Джейк, как это ужасно — быть так близко от нее, но не с ней. Как по-твоему, ему страшно ее увидеть? Мне было бы страшно.

— Да, он боится того, что может выкинуть Консуэла, узнав о его переговорах с похитителями Мартины. Он боится узнать, как с ней обращались все это время. Не знает, в каком состоянии Мартина и дочка. Пройдет много времени, прежде чем они все оправятся.

— Да, — прошептала Луиза, охваченная желанием поскорее вернуться в Англию. — А тебе удалось узнать, кого Консуэла выдавала за его отца?

— Нет, я не успел поговорить с Дэнни.

— Ну что ж, кто бы ни был тот человек, он сумел убедить Дэнни. А вообще какой внешне его отец? Ты с ним когда-нибудь встречался?

— Он как Джейк, только старше.

— А что с его матерью?

— Она умерла год назад.

— Удивительно, что при всем этом Джейк так владеет собой.

Луиза почувствовала, как боль все глубже проникает в ее сердце. Она посмотрела на поблескивающее море, на солнце, поднимавшееся над горизонтом и возвещающее о начале дня.

— Интересно, что он сейчас делает, — тихо сказала она.

В комнате царило молчание. Прошел час. Клубы сигаретного дыма поднимались к потолку. То и дело вспыхивал огонек зажигалки — кто-то закуривал. За стенами шла обычная суетливая жизнь отеля. Официанты катили столики на колесиках, дробно стучали высокие каблуки по бетонным дорожкам, из-за соседней двери слышалась испанская речь. В комнате постепенно темнело, длинные тени ложились на арку, разделявшую номер на гостиную и спальню.

Четверо мужчин давно не брились, под глазами у них были темные круги. Джейк был среди них единственным американцем, Фернандо, Хавьер и Педро — мексиканцами. Указательный палец Педро был все еще перевязан, а на его морщинистом лице сохранились следы от побоев.

Педро посмотрел усталыми, налитыми кровью глазами на телефоны, стоявшие на столике, и подумал, как молчаливы, непроницаемы и непредсказуемы американцы. Весь этот долгий день пользовались только одним телефоном, два других молчали.

Педро уставился в окно. Ночные тени напомнили ему о Гвадалахаре. Его брат уже должен быть там, он может позвонить каждую секунду.

Хавьер всхрапнул, Фернандо толкнул его ногой, и тот проснулся.

Педро знал, что глаза американца следят за ним из-под полуопущенных век. Ему не нравились эти глаза, пронизывающие насквозь. Педро хотелось поскорее убраться отсюда, только бы получить деньги — и все. Его брат должен быть уже на месте.