Летнее королевство (ЛП)

— Ты говоришь правду, — кивнула она скорее каким-то своим мыслям. — Темные времена. Женщинам живется особенно трудно. На их долю приходится много зла. А если даже это не так, то думаешь в первую очередь именно об этом. Твоей подруге… повезло. — Она забрала у меня поднос. — Все. Довольно разговоров. Оставайся в постели и постарайся отдохнуть как следует. Сестра Телери говорит, что при ранах головы это лучшее лечение.

— Конечно. Я с удовольствием полежу. Давно не приходилось. — Я поблагодарил ее, а сам подумал, что без Гвина валяться в постели будет скучно. А если придет Гвин, то как же не говорить о Камланне? — Одна просьба… Вы не могли бы попросить священника, чтобы он меня причастил? Гвин, помнится, хорошо отозвался об отце Гилле.

— Я обязательно поговорю с отцом Карнедиром, когда он закончит с уроками. Сестра Телери зайдет попозже. Она расскажет о состоянии вашей подруги. Вам же это важно, не так ли? Заодно поговорите о том, чтобы она тоже причастилась. Передайте сестре Телери, что я, Элидан, поговорю со священником... Эй, что с тобой? В чем дело?

Элидан! Вот оно что!

Милорд столько лет искал ее, а нашел-то я! Она, конечно, она, без всякого сомнения. Если она принесла обеты после рождения Гвина или незадолго до его рождения, значит, прошло немногим больше восьми лет! И время сходится! Но тогда Гвин — сын лорда Гавейна! Вот как Бран узнал об их секрете. О, Боже!

— Леди, — хриплым от волнения голосом обратился я к ней, — мне приходилось слышать ваше имя раньше.

Слова мои поразили ее. Однако женщина быстро справилась с собой.

— В моем имени нет ничего особенного, так что едва ли ты слышал именно обо мне. Ничем таким я не прославилась, просто одна из сестер аббатства Святой Елены.

— Да, конечно, просто одна из сестер… только отца вашего звали король Кау, а ваш брат был королем Эбраука.

Ее лицо застыло.

— Это вздор! — заявила она решительно. — Ты говоришь о ком-то другом.

— Леди, у вас северный акцент, речь Гвинеда другая. Вы же принесли обеты, так почему вы отрицаете, что вы — Элидан, дочь Кау?

Она поспешно поставила поднос, наверное, чтобы не выронить его.

— Хорошо. Ты прав. — Она выпрямилась, став еще выше ростом, хотя и без того никто бы не назвал ее маленькой. Теперь передо мной стояла женщина явно благородного происхождения. — Да, я — Элидан, дочь короля Кау. Но я отреклась от мира и мирских дел и... у меня есть враги. Надеюсь, ты не выдашь меня.

— До целого мира и мне нет дела. Но своему милорду я обязан буду рассказать.

— Своему милорду? Скажи, кто твой господин?

— Лорд Гавейн ап Лот. Он искал вас, леди, долго искал.

— Нет! — вскрикнула она. — Боже мой, нет! Я поклялась, что до самой смерти больше не увижу его! Ты... Слушай! Это он обманул меня, солгал мне, нарушил клятву, убил моего брата, опозорил меня и мой дом. Ты скажешь ему, что я не нарушу своей клятвы!

Ее ужас и гнев лишили меня дара речи. А потом я вдруг подумал, что будь на моем месте лорд Гавейн, он встал бы перед ней на колени и покорно слушал то, что она говорит. И я рассердился!

— Он плохо поступил с вами, леди, — сказал я, — но не так плохо, как вы хотите представить. Если двое людей ссорятся, то у каждого из них своя правда. В вашем бесчестье вашей вины не меньше, чем его.

Никакой страсти в ее лице не осталось и в помине. Она холодно посмотрела на меня.

— Я забылась. Конечно, ты только его слуга. Конечно, ты слышал от него какую-нибудь красивую историю, и там виновна только я. Но все было не так...

— Да, он кое-что рассказывал мне. Но винил при этом лишь себя. Но он никогда не говорил, что взял вас силой.

— Значит, меня считают шлюхой? Так и в Каэр-Эбрауке говорили. Только брат был добрее: он считал, что меня околдовали.

— Леди, вы же умная женщина! И вы знаете, что никакого колдовства не было. А если и вы считали его тогда колдуном, то ваш поступок еще хуже.

— Но он же такой красавец! — вырвалось у нее. Впрочем, она тут же сообразила, как это прозвучало, и прижала ладонь к губам. Подумала и гневно взглянула на меня, словно обожгла. — Да, именно это я и сказала. Он был благородным славным воином. О нем говорила вся Британия. А ведь мы с ним почти ровесники! Все девушки в Каэр-Эбрауке начинали вздыхать при одном упоминании его имени. Но он смотрел только на меня, как будто я для него значила больше, чем весь мир. О, Боже! Да не нуждался он ни в каком колдовстве. Достаточно было его глаз, его слов. Он мог забирать меня всю вместе с моей душой. Ни в чем я не могла отказать ему. Только для него это ничего не значило. Он получил то, что хотел, поклялся мне и уехал. А потом нарушил клятву и убил моего брата. Он просто использовал меня. Но только и моя семья не менее родовита! Больше меня никто не использует. А он… он заслуживает смерти!

Слова были резкими, голос жестким, а глаза — совсем больные. Я вспомнил слова Императора Артура о том, что такая не простит.