Летнее Солнцестояние

Оставив Ребекку и Келью внизу, он поднялся по туннелю к выходу на поверхность и, припав к земле, уставился на темное ночное небо. Откуда-то с болот донесся характерный крик одинокого бекаса. Лес стоял нем и пуст, казалось, что его уже начала заволакивать непроглядная зимняя мгла.

Меккинс поежился и тут почему-то вдруг подумал о Камне. Причем вспомнилась ему вовсе не кровь Халвера и Биндля, стоявших той страшной ночью в его тени; он увидел Камень таким, каким он предстал перед ним в ту далекую пору, когда Меккинс был кротышом и его привели на вершину холма вместе с другими данктонскими подростками, чтобы над ними был исполнен ритуал Середины Лета, что в ту далекую пору не считалось чем-то зазорным.

Камень потряс его детскую душу своей массой и величием и в то же самое время вселил в сердце покой, ибо рядом с ним Меккинс чувствовал себя в полнейшей безопасности. В ту минуту он забыл обо всем на свете — о собственных жалких стремлениях и надеждах, о старейшинах, исполнявших ритуальное действо, — его охватил безудержный восторг, и он — пусть миг этот был кратким — ощутил себя частью большого доброго мира. Много лет минуло с той поры, и все это время Камень казался ему чем-то бесконечно далеким, ибо то ни с чем не сравнимое мимолетное чувство оказалось погребенным под страхами, вожделениями и сумятицей будней данктонского крота.

Но сейчас то волшебное чувство, хрупкое и едва уловимое, вновь коснулось покровов его души. Он ринулся в глубь туннеля и, подбежав к Келью, спросил:

— Сколько она еще проживет?

— Не знаю, — вздохнула та. — Я попробую дать ей кой-какие травки — их показывала мне мама... Думаю, пару дней она всяко протянет.

— Смотри, — сказал Меккинс, глядя в глаза Келью, — я на тебя надеюсь. Мне нужно сходить в одно место... Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

— Куда это ты собрался? — испугалась Келью, уверенная в том, что Ребекке уже не сможет помочь никто и ничто.

— Я отправлюсь к Камню, Келью, попрошу его о помощи и заступничестве. Честно говоря, молиться я не умею, но тут уж ничего не поделаешь...

?

На путешествие к Камню у него ушли целые ночь и день. Меккинс, которому еще никогда не доводилось молиться, не знал, как следует обращаться к Камню, и поэтому разговаривал с ним примерно так же, как с кротами.

— Она ведь хорошая кротиха... Другой такой я просто никогда не видел. Почему же именно она должна умереть? Какой в этом смысл? Послушайте, я согласен сделать все, что угодно, лишь бы помочь ей...

Камень хранил полнейшее безмолвие.

— Послушайте, — продолжил Меккинс, положив лапы на основание Камня. — Разве можно допустить, чтобы умирала такая юная кротиха? Я видел, как она танцевала на солнышке, слышал ее стишки и песенки... Ведь все это исчезнет вместе с нею. Беда в том, что прочие кроты, обитатели этой дурацкой системы, просто не понимают, как следует жить.

Камень по-прежнему оставался безмолвным, он холодно возвышался над Меккинсом, устремившим взгляд вверх, туда, где голые ветви высоких буков упирались в блеклые октябрьские тучи.

Он припал к земле возле Камня и надолго задумался. Больше говорить ему было попросту нечего. Он обвел взглядом деревья, посмотрел на свои сильные лапы, обратил взор в ту сторону, где лежал Болотный Край. Внезапно им овладел гнев, и он обратился к Камню уже совсем иным тоном:

— Что это ты? — вскричал он. — Я пришел к тебе из такой дали, чтобы впервые в жизни попросить тебя о помощи, а ты на меня даже внимания не обращаешь? Все молчишь да молчишь... Молчишь, как камень. Знаешь, что я тебе скажу? Ты — ничто! Понял? Ничто!

Меккинс пришел в настоящее исступление, чего с ним прежде не случалось. Ему казалось, что Камень обманул его последние надежды. Меккинс отвернулся от Камня и раздраженно хватил лапой по земле. Ему хотелось выть от отчаяния, и он зашелся воем, чувствуя, как ярость и гнев постепенно утихают, уступая место ощущению полной разбитости. Меккинс сгорбился и вновь повернулся к Камню, теперь уже понурив голову.

— Помоги ей, — умоляюще прошептал он напоследок.— Прошу тебя, помоги...

Меккинс покинул вершину холма уже на заре. Он чувствовал себя подавленным и глубоко несчастным. Едва волоча лапы, он направился на восток к туннелям Болотного Края.

Тропка вела его мимо старой системы Халвера. Проходя мимо нее, Меккинс неожиданно ощутил едва заметную вибрацию и уловил странно знакомый запах. Он остановился и принялся искать нору, которая, судя по всему, находилась неподалеку; его обрадовало и поразило то, что где-то рядом находится живая душа. Обнаружив вход в жилую систему, он вошел, стараясь наделать побольше шума, чтобы не испугать хозяина неожиданным появлением.

Хозяина? Да здесь, похоже, был не один крот! Он ясно слышал попискивание, посапывание и плач кротят, прерывавшиеся то и дело шиканьем их матери.

Кротята на склонах! О таком ему никогда не доводилось даже слышать. Если что-то и могло приободрить его в эту минуту, это был именно писк кротят.