Глядя на розоватые лепестки ежевики, освещенные странствующим по небосводу светилом, выбравшийся на поверхность земли крот может принять их за цветы дикой вишни и решить, что в лес вновь пришла весна. Но длиться это будет недолго. Едва громоздящиеся друг на друга облака затянут солнце, кусты ежевики с беспорядочно спутанными колючими побегами вновь станут похожи на самих себя. Впрочем, какое это имеет значение? Какому кроту есть до этого дело? Есть вещи и поинтересней...
Сплетни. Слухи. Молва. Три спутника августа. Один — для ленивых, другой — для праздных, третий — для скучающих.
Для старших обитателей Данктона, успевших пережить хотя бы одну Самую Долгую Ночь, одна из излюбленных тем для сплетен — поступки юных кротов. Они уже давным-давно покинули родные норы и после месяца-другого скитаний, во время которых у них не было не то что дома, но даже постоянного места для ночлега, стали обустраивать свою жизнь. Следует заметить, что дожить до этого момента удается далеко не всем кротышам. Кого-то унесли совы, кто-то потерпел поражение в борьбе за жизненное пространство и, не сумев обеспечить себя пропитанием, умер медленной мучительной смертью в один из знойных июльских дней, после чего его расклевали вороны или выели изнутри трупные мухи и жуки.
Все это происходит примерно до середину августа. Многие кроты Бэрроу-Вэйла, удовлетворенные тем, что им удалось и на сей раз сохранить за собой свои норы (до которых вестсайдская молодежь весьма охоча), проводят дни в разговорах, которые, как правило, начинаются словами: «А вы слышали, что произошло с...?» или «Один из болотных жителей набрался наглости и...» И так далее, и тому подобное.
К третьей неделе августа, когда все территориальные споры стихают, а пищи кругом в избытке, кроты начинают скучать. Именно в это время по системе и начинают расползаться всевозможные слухи. Кто знает, откуда они берут свое начало и почему одни истории предпочитаются другим? Одни слухи несут надежду — они радуют сердца кротов; другие, исполненные яда, передаются совсем с иным чувством — если в них и заключена какая-то радость, то эта радость вызвана тем, что нечто плохое произошло не с тобой, а с каким-то другим кротом, которого при случае можно и пожалеть.
Порой — но подобное случается гораздо реже — слухи возвещают начало изменений, которые должны затронуть всех и каждого.
Именно такой слух и возник в этом августе, при этом речь шла не о ком ином, но именно о Брекене.
После своего панического бегства из Грота Темных Созвучий (так он назвал огромный подземный зал) Брекен вышел в ту часть Древней Системы, которая располагалась на склонах холма. Приятный запах леса выманил его наружу. Чувства, позволявшие ему ориентироваться на поверхности, — притупились, что объяснялось отчасти болезнью, отчасти слишком долгим пребыванием под землей. Совершенно забывшись, Брекен зашел на территорию вестсайдского кротыша, метившего в это время свои владения. Вид Брекена был столь диким и странным, что кротыш (который был ничуть не старше Брекена) в ужасе бежал в родительскую нору, где и рассказал историю о безумном кроте-монстре, вышедшем из недр Древней Системы. Вскоре история эта стала известна всему Вестсайду — кроты рассказывали и выслушивали ее с особым интересом и удовольствием.
Затем Брекен был замечен и в Истсайде, что породило еще одну жуткую историю, мгновенно ставшую известной всему Бэрроу-Вэйлу: в системе появился дикарь, вышедший из Древней Системы, — могучий бесстрашный крот, убивающий всех встречных.
Все это привело к еще большему распространению слухов о странном кроте. Истсайдцы, которые всегда отличались особой суеверностью, вспомнили древнюю легенду, в которой говорилось о том, что Камень однажды пришлет в систему своего крота, который будет сеять смерть и разрушение, наказывая кротов. За что именно он их будет наказывать, в легенде не сообщалось. Именно этой легенде Брекен был обязан своим новым прозвищем, о котором он, впрочем, и не подозревал. Крот Камня — так звали ее героя. Имя это действовало на кротов столь устрашающе, что молодежь, обосновавшаяся было на склонах, в панике бежала в нижние части системы.
— Да, пока он там, наверху, но попомните мои слова, когда-нибудь он спустится вниз,— так поговаривали в Бэрроу-Вэйле. — Он ждет нужного момента, нужного часа, и только... Истсайдцы зовут его Кротом Камня, и мне кажется, это подходящее имя...
Когда история эта дошла до Мандрейка, он счел ее забавной, решив про себя, что речь идет о каком-то заплутавшем луговом кроте. На том он и успокоился. Рун же мгновенно смекнул, что история о Кроте Камня может укрепить его влияние, и потом отнесся к ней совершенно иначе.
Знай Брекен, что по системе ходят такие слухи, он бы крайне удивился. Прекрасно понимая, что ему лучше затаиться на неопределенно долгое время, он весьма сожалел о том, что ему не удалось избежать встреч с данктонскими кротами.