Летнее Солнцестояние

Рун. Он мгновенно почуял, что где-то за Вестсайдом происходит нечто радостное и светлое, нечто такое, во что он с наслаждением впился бы своими бесцветными когтями. Это было как-то связано с Ребеккой, покинувшей Бэрроу-Вэйл, прежде чем он вернулся из туннелей Халвера, но отправившейся вовсе не в свою систему, как сообщил ему нарочный, вернувшийся оттуда. Рун, не мешкая ни минуты, отправился в Вестсайд.

Как он узнал, куда ему следует идти? Кто скажет, что движет тенями? У Руна же, в отличие от тени, имелись когти — страшные острые когти; его появление не просто предвещало беду, оно было бедою.

Оставив Бэрроу-Вэйл, Рун бесшумной тенью скользнул в сторону Вестсайда. Он обнюхивал и осматривал каждый туннель и каждую нору, не зная толком, чего именно он ищет, но нисколько не сомневаясь в том, что найдет искомое.

Ему действительно удалось отыскать их неподалеку от лесной опушки. Подобно голодному лису рыскал он туда-сюда, пока не нашел нору, из глубин которой слышался запах Ребекки и... запах самца. Рун усмехнулся, растопырил когти и смело нырнул в туннель, предвкушая усладу убийства. Он боялся одного-единственного крота во всем Данктоне, и этим кротом, естественно, был Мандрейк.

Едва почуяв его запах, Ребекка внутренне напряглась и повернулась ко входу в нору.

— Там другой самец? — тихо спросил Кеан, встав возле входа в туннель и спокойно приняв оборонительную позу.

— Это Рун... Данктонский старейшина. Он очень опасен, Кеан, он дерется насмерть.

Кеан громко рассмеялся. Стоункроп, его брат, смеялся там, на лугу, точно так же. Громко и язвительно. Кеан не боялся Руна.

Тем временем Рун молча подобрался ко входу в нору, прикинул размеры туннеля и возможности его блокирования, а также размеры самой норы, в которой затаились Ребекка и ее возлюбленный. Рун любил поединки, тем более что результат их был известен ему заранее.

Выиграть бой у крота, находящегося во временной норе, где нет других выходов и негде развернуться, не составляло особого труда. Все, что нужно было сделать Руну, это взмахнуть своей длинной лапой и почувствовать на когтях мягкую шерсть или, еще лучше, мягкое рыльце противника.

Тем не менее Кеан смеялся. Во время игр со Стоункропом он много раз оказывался в такой позиции и прекрасно знал, как действовать. Вместо того чтобы ринуться вперед (как поступило бы большинство кротов) и оказаться в лапах противника, он резко отступил назад, оттолкнув Ребекку к дальней стенке норы. В тот же миг Рун попытался ударить увертливого Кеана. Когти злодея скользнули по его шкуре, не причинив ему никакого вреда. Рун на мгновение замешкался, соображая, что ему делать дальше, и Кеан не замедлил воспользоваться этим, с силой ударив Руна по верхней мясистой части его лапы. Тот взревел от боли и отдернул ее назад.

Кеан продолжил наступление. Рванувшись вперед, он нанес удар левой лапой. Его острые когти вонзились в левое плечо противника, едва не задев его морды. Атака была молниеносной — в следующее мгновение он уже стоял в задней части норы, припав к земле неподалеку от испуганной Ребекки. Они слышали хриплое дыхание Руна, готовившегося к новой атаке.

Вновь все пришло в движение. Ребекка услышала рык метнувшегося вперед Кеана и зловещее шипение Руна — кроты сцепились возле самого входа в нору. На фоне светлой шерсти Кеана шкура Руна казалась черной. Кеан стал теснить Руна к выходу из норы.

— Будь осторожен, Кеан, — закричала Ребекка. — Это не обычный крот, это — Рун. Будь осторожен.

Кеан никогда не отличался особой осторожностью, а отступление Руна навело его на мысль, что этот поединок он выиграет без труда. Услышав предупредительный крик Ребекки, он рассмеялся и еще смелей пошел в наступление. Но голос Ребекки придал сил и Руну.

Он уже понял, что его противник молод, силен и неглуп. Значит, одолеть его можно только обманом и коварством. Рун ненавидел этого крота не только и не столько за то, что он стал супругом Ребекки, но, главным образом, за то, что он принадлежал к племени луговых кротов. Запах свежескошенной травы, исходивший от Кеана, приводил Руна в бешенство.

Он медленно отходил назад, то и дело уворачиваясь от хлестких ударов молодого лугового крота и думая о том, когда и как нанести ответный удар, который позволил бы ему разом покончить с противником.

Кеан все наседал, хотя прежняя его горячность сменилась известной настороженностью, — он оценил по достоинству умение Руна уходить от ударов и перекрывать туннель так, что противник не мог прошмыгнуть мимо него, не напоровшись на его острые когти. Кеана поразило и то, как Рун владел собой, — он сражался совершенно молча — без обычного для дерущихся кротов рыка и крика.

В какой-то момент — Кеан сделал это едва ли не сознательно — он позволил себе небольшую небрежность и тут же едва не поплатился за свое легкомыслие — Рун сделал резкий выпад вперед, оцарапав острым когтем щеку Кеана. Быстрота его реакции показала Кеану, что отступление Руна носит чисто тактический характер.