— Было несколько парней, которые как-то узнали, как со мной связаться, — признался он. — Пару раз даже получил благодарность по электронной почте. — Он машинально соединил кончики пальцев и задумался. — Понимаете, я один из тех немногих, кому повезло. За два года войны мне ни разу не пришлось убить человека. И без того это была адская работенка — летать на вызовы и вывозить из зоны боевых действий раненых.
Он говорил о себе очень сдержанно. Клэр попробовала себе представить, как Росс ведет вертолет под обстрелом, но это скорее напоминало сцену из фильма. Может, потому, что, несмотря на его боль и злость, он выглядел красивым и мужественным, как типичный герой боевиков.
— А что касается того, чтобы знать о каждом, кого мы вывезли… Черт, да, я думал о каждом из них. А потом перестал, иначе можно было сойти с ума.
— Ваш дед считает вас героем.
— Может, я просто подсел на адреналин.
— Вы всегда мечтали стать пилотом?
Он покачал головой:
— Никогда точно не знал, кем хочу стать, поэтому долго просто слонялся без дела и был полным ослом.
Если бы она могла в это поверить, может, ей было бы легче сопротивляться влечению к нему.
— Об этом ваш дед мне не говорил.
— Да уж, тут гордиться нечем. После учебы в колледже я сменил два места работы, ни в одном ни в другом мне не понравилось. Потом, под влиянием минуты, записался в армию, и это оказалось самым подходящим для меня делом. — Он устало потер щеку. — Хотя после двух лет службы чувствую себя измотанным. Я думал, вернусь в Штаты и стану работать медэвакуатором на гражданке. Но сейчас придется об этом забыть. — Я понимаю, как тяжело вернуться домой и застать здесь такую ситуацию.
Он несколько раз прошелся туда и обратно по веранде, потом остановился на некотором расстоянии от Клэр.
— Послушайте, меньше всего я нуждаюсь в сочувствии нанятой через Интернет медсестры. Я скажу вам, что на самом деле тяжело. Возвратиться домой с войны и узнать, что мой дед умирает, — это тяжело. Узнать, что он отказался от лечения, — это еще тяжелее. Да! И сознавать, что все это произойдет в незнакомом для меня месте, в окружении незнакомых людей, — это уже просто чертовски тяжело.
Он с силой вцепился в перила веранды. Клэр не могла сказать ему правды о себе, но по личному опыту знала, что такое последствия тяжелой психологической травмы. За один день она превратилась из более или менее обычной школьницы в отчаянного беглеца. И хотя ее опыт трудно было сравнить с войной, она сразу угадала в состоянии Росса признаки посттравматического стресса. Он смерил ее пытливым, подозрительным взглядом, и Клэр почти желала, чтобы он разглядел в ней одинокую, настороженную девушку, которая скрывалась за внешностью профессионально сдержанной медсестры. И как медсестра она угадала в его злости и презрении к себе попытку спрятаться от ужаса перед близкой перспективой потери любимого человека.
— Мне очень жаль, — тихо проговорила она. — Мне следовало сразу сказать, как мне жаль. Джордж слишком хороший человек, чтобы с ним случилось такое.
— Похоже, в этом я вынужден с вами согласиться. — Он отвернулся и уставился невидящим взглядом на озеро, черное зеркало с дорожкой лунного света. — Черт, как здесь тихо. Как во время ночных полетов, только не стреляют.
Она попыталась представить его в военной форме. Молодых людей в форме она всегда опасалась, но подумала, что Росс Беллами не испугал бы ее даже в боевом снаряжении.
— Ночные полеты? Что это?
— Тренировочные ночные полеты. Ты должен научиться действовать в полной темноте. На войне это труднее всего.
— А что легче всего?
— Ну, когда все проходит нормально, мы называли такие вылеты скучными. В моей работе было два вида операций — скучные или полные адреналина. А между ними… а между ними практически ничего интересного.
Она подумала о тех воспоминаниях, которые он носит в себе.
— У вас сейчас проходит очень тяжелый момент адаптации к новым условиям жизни. Если вам захочется поговорить об этом с кем-нибудь…
— Вы что, тоже психиатр? Черт возьми, леди, я вижу, вы мастер на все руки!
— Я хотела сказать, что в Миддлтауне есть медицинский центр.
— Черт, извините! Я понимаю, вы хотели помочь, но пока что я в полном порядке. Во время демобилизации нам объяснили, что такое посттравматический шок. И мне, пожалуй, не до собственного лечения, когда предстоит позаботиться о деде.
— Значит, мы одинакового мнения уже по двум вопросам, — заметила она.
— Ничего подобного. Я приехал, чтобы помочь ему выздороветь, а вы считаете вполне нормальным разрешить ему и дальше болеть в этом богом забытом месте.
— Я ничего ему «не разрешаю». Он сам решил сюда приехать, а то, что с ним происходит, невозможно ни вылечить, ни предотвратить.
— Вы вроде считаете себя медсестрой, разве вы не обязаны помогать людям?
— Я действительно медсестра, и действительно мой долг помогать людям.
— Каким же образом в круг ваших обязанностей вписываются танцы? Это называется лечением моего деда — танцы в ресторане? Чем вы тут занимаетесь, сестра Тернер?
— Забочусь о своем пациенте. Он сказал, что всегда мечтал танцевать.