Летнее утро (Сборник)

Мне некуда было спешить, чтобы успокоиться, я отошел в тень и следил за тем, как она продает яблоки. Как устанавливает на весы гири и иногда подносит их к глазам, будто она близорука или непривычна к гирям. Как всегда, добавляет лишнее яблоко, чтобы миска весов с плодами перевешивала. Как прячет деньги в потертый кожаный плоский кошелек и оттуда же достает сдачу, тщательно ее пересчитывая.

Когда гора яблок на прилавке уменьшилась, я встал в очередь. Передо мной было три человека. Она все еще меня не замечала.

— Мне килограмм, пожалуйста, — сказал я, когда подошла моя очередь. Женщина не подняла глаз. — Здравствуйте, — сказал я.

— Мало берешь, — сказала старушка, отходившая от прилавка с полной сумкой. — Больше бери, жена спасибо скажет.

— Нет у меня жены, — сказал я.

Женщина подняла глаза. Она, наконец, согласилась меня признать.

— Вы меня помните? — спросил я.

— Почему же не помнить? Помню.

Она быстро кинула на весы три яблока, которые потянули почти на полтора кило.

— Рубль, — сказала она.

— Большое спасибо. Здесь больше килограмма.

Я не спеша копался в карманах, отыскивая деньги.

— А яиц сегодня нет?

— Яиц нет, — сказала женщина. — Яйца случайно были. Я их вообще не продаю.

— А вы далеко живете?

— Молодой человек, — сказал мужчина в парусиновой фуражке и слишком теплом, не по погоде, просторном костюме. — Закончили дело, можно не любезничать. У меня обеденный перерыв кончается.

— Я далеко живу, — сказала женщина.

Мужчина оттеснял меня локтем.

— Три килограмма, попрошу покрупнее. Можно подумать, что вы не заинтересованы.

— Вы еще долго здесь будете? — спросил я.

— Я сейчас заверну, — сказала женщина. — А то нести неудобно.

— Сначала попрошу меня обслужить, — сказал мужчина в фуражке.

— Обслужите его, — сказал я. — У меня обеденный перерыв только начинается.

Когда мужчина ушел, женщина взяла у меня яблоки, положила их на прилавок и принялась сворачивать газетный кулек.

— А яблоки тоже особенные? — спросил я.

— Почему же особенные?

— Яйца оказались не куриными.

— Да что вы… если вам не понравилось, я деньги верну.

Она потянулась за кожаным кошельком.

— Я не обижаюсь. Просто интересно, что за птица…

— Вы покупаете? — спросили сзади. — Или так стоите?

Я отошел. Яблоки кончились. Я встал в тени, достал из кулька одно из яблок, вытер его носрвым платком и откусил. Женщине видны были мои действия, и когда я вертел яблоко в руке, разглядывая, я встретил ее взгляд. Я тут же улыбнулся, стараясь убедить ее улыбкой в своей полной безопасности, она улыбнулась в ответ, но улыбка получилась робкой, жалкой, и я понял, что лучше уйти, пожалеть ее. Но уйти я не смог. И дело было не только в любопытстве: я боялся, что не увижу ее снова.

Женщина не торопилась, движения ее потеряли сноровку и стали замедленными и неловкими, словно она оттягивала тот момент, когда отойдет последний покупатель и вернусь я.

Яблоко было сочным и сладким. Такие у нас не растут, а если и появятся в саду какого-нибудь лю-бителя-селекционера, то не раньше августа. Мне показалось, что яблоко пахнет ананасом. Я добрался до середины и вытащил из огрызка косточку. Косточка была одна. Длинная, острая, граненая. Никакое это не яблоко.

Я видел, как женщина высыпала из корзины последние яблоки, сложила деньги в кошелек, закрыла его. И тогда, сделав несколько шагов к ней, я сказал негромко:

— Луш.

Женщина вздрогнула, кошелек звякнул о прилавок. Она хотела подобрать его, но рука не дотянулась, замерла в воздухе, словно женщина сжалась, замерла в ожидании удара, когда все, что было до этого, теряет всякий смысл перед физической болью.

— Простите, — сказал я, — простите. Я не хотел вас испугать…

— Меня зовут Мария Павловна, — голос был сонный, глухой, слова заученные, как будто она давно ждала этого момента и в страхе перед его неминуемостью репетировала ответ. — Меня зовут Мария Павловна.

— Это точно, — второй голос пришел сзади. Тихий и злой. — Мария Павловна. А что, интересуетесь?

Небольшого роста пожилой человек с обветренным, темным лицом, в выгоревшей, потертой фуражке лесника отодвинул меня и накрыл ладонями пальцы Марии Павловны.

— Тише, Маша, тише. Люди глядят. — Он смотрел на меня с таким холодным бешенством в белесых глазах, что у меня мелькнуло — не будь вокруг людей, он мог бы и ударить.

— Извините, — сказал я. — Я не думал…

— Он пришел за мной? — спросила Маша, выпрямляясь, но не выпуская руки лесника.

— Ну что ты, зачем ты так… Человек извиняется… Сейчас домой поедем. Никто тебя не тронет.

— Я уйду, — сказал я.

— Иди.

Я не успел отойти далеко. Лесник догнал меня.

— Ты как ее назвал? — спросил он.

— Луш. Это случайно вышло.

— Случайно, говоришь?

— Приснилось.

Я говорил ему чистую правду, и я не знал своей вины перед этими людьми, но вина была, и она заставляла меня послушно отвечать на вопросы лесника.

— Имя приснилось?

— Я видел Марию Павловну раньше. Несколько дней назад.

— Где?

— Здесь, на рынке.

Лесник, разговаривая со мной, поглядывал в сторону прилавка, где женщина непослушными руками связывала пустые корзины, складывала на весы гири, собирала бумагу.

— И что дальше?