Летняя история

Лёня не без труда перестроился в правый ряд, потом на обочину, а потом и остановился.

— Тань, не надо.

— Пошёл ты.

— Перестань.

— Нет. Почему ты раньше не сказал?!

— Вот, сказал, посмотри, сколько лет прошло, а ты сидишь и ревёшь, а из-за чего? Из-за дурацких фотографий, которым минуло сто лет в обед? Или из-за этого горе-порно-режиссёра? Ну-ка, глянь на меня, Ложкина, и скажи, что тебе стыдно. Скажи, скажи…

Он немного помолчал, и Ложкина молчала.

— Потому что тебе нечего стыдиться. Ты была молодая, влюблённая, открытая экспериментам, мы все чудим по молодости — это часть жизни, тебе не может быть стыдно за собственный опыт, это твой опыт, и он важен для тебя. К тому же ты такая красоточка на тех фото, — он повёл бровями, — это я тебе, как узкий специалист говорю, — заставляя улыбнуться, — так что давай-ка, забудем об этом инциденте, благо прошло уже порядком времени.

К ночи они всё-таки остановились в придорожном мотеле, потому что у Татьяны затекли все возможные конечности, спина и даже кончик носа — так ей казалось, и, переночевав, после обеда, преодолев приличную пробку, были на побережье.

Ложкина выглядывала из окна и предвкушала прекрасный отдых, она уже забыла вчерашний инцидент и даже радовалась, что теперь-то она знает причину, по которой тогда её бросил «жених» — она перестала быть удобным объектом для его извращённых фантазий и затей. Стыдно ей не было ни секунды, скорей сыграл роль эффект внезапности подобного откровения. Но в целом — что, собственно, нового мог увидеть хирург по лабиоплатике на тех фотографиях?

Так что, почёсывая Альку за ухом, Татьяна, довольная, рассматривала дома на узкой улочке, которая заканчивалась тропинкой куда-то вниз и видом на бирюзовое море. Наконец-то! И если для того, чтобы насладиться этой роскошью, ей нужно будет притвориться девушкой Шувалова — это небольшая плата.

Ворота автоматически открылись, Ауди въехала во двор и остановилась.

Татьяна вышла и с интересом огляделась вокруг. Трёхэтажный дом, розового цвета, с литыми чугунными балконами, был похож на домик для мультипликационной принцессы, плющ с одной стороны дома и виноградник, чьи ветви цеплялись за навес и свисали зелёными незрелыми гроздями с другой, дополняли этот эффект.

Рядом, за резной оградой, такого же литья, как и балконы и ворота, стоял ещё один дом в таком же стиле, с большим бассейном посредине двора, лежаками, шезлонгами, большими зонтами для тени и столами.

— Это и есть гостевой дом? — поинтересовалась Татьяна, присматриваясь к своему будущему жилью на целый месяц.

— Да, — Лёня обнял девушку, — а это дом, где я вырос, ну… тогда он ещё не был розового цвета, конечно, и этих изысков в стиле барокко не было.

— Понятно, — она почувствовала, как кто-то или что-то ударяет её в ноги, и повисла на Лёне, цепляясь за его рубашку, смотря краем глаза на огромного чёрного пса неизвестной породы.

— Барон! — послышалось женское. — Барон, на место! — женщина в светлом платье, шляпе и широких очках подозвала собаку. — Прошу прощения, Барон на самом деле безобидный, он хотел поприветствовать гостей.

— О, — поспешила успокоить Ложкина женщину, — я абсолютно не испугалась, от меня пахнет течной сукой, так что кобель никогда не причинит мне зла.

— Судя по тому, какие у вас познания о кобелях, вы Татьяна, девушка моего сына Леопольда, не так ли? — вернула улыбкуженщина, пока Ложкина рассчитывала траекторию своего падения под землю.

— Паааап, — раздалось откуда-то слева, и Ложкина стала медленно наблюдать, как высокий подросток, до странного похожий на Шувалова, проходил в калитку между дворами и двигался прямиком на них.

— Мам, это Таня, моя девушка, в машине её собака, от которой и пахнет тем самым. Татьяна — это моя мама Анна-Эльза, а это мой сын — Яков, но все зовут его Ян.

— Сын???

Глава 3

Татьяна упиралась, как она полагала, совсем незаметно, пока не получила ощутимый толчок в спину, и Шувалов не зашептал

— Танечка, не стесняйся, проходи, — ещё один толчок в спину, и перед глазами Ложкиной предстала комната.

Двойные белые двери распахнулись, и Ложкина увидела огромное, залитое светом помещение, в центре которого, как монумент, стояла не менее огромная кровать с белоснежным покрывалом, которое стекало лёгкой вуалью на светлый пол.

Ложкина испытала желание вцепиться руками в дверной косяк — на кровати, лепестками алых роз, были выложены сердечки, и завершали этот разгул романтичности два лебедя из махровых полотенец, Татьяна видела такие в Египте, ими украшали номер в надежде на чаевые.

Два лебедя, склонив друг к другу головы, плыли по сердцам из лепестков роз. Ложкина испытала желание продемонстрировать всё, что она ела до этого.

— Это Лилечка, подружка Яна, сделала, правда, это чудесно? — раздался сзади голос Анны-Эльзы, и пока Ложкина ловила ртом воздух, чтобы как можно правдоподобней выразить свой восторг, услышала Шувалова.

— Мило, спасибо парень, я тронут, — он приобнял Якова и дружески похлопал его по плечу.

— Да, это Лилька всё, — отмахнулся парень, — мне не жалко, пусть.

— Спасибо и ей. Лилия, значит?