Летняя королева

– Теперь ты моя дочь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и твои владения. – Она указала Алиеноре на кресло слева от себя, после чего возобновила службу.

Генрих послал жене взгляд, полный гордости и нежности, Алиенора вернула его, чувствуя радость и подъем в душе.

На официальной трапезе по случаю приезда Алиеноры, герцогини Нормандской, обе женщины продолжали присматриваться друг к другу. Алиенора нашла свою свекровь надменной и чопорной, но не сварливой мегерой, какую ожидала встретить. Императрица явно гордилась Генрихом. При взгляде на сына ее глаза зажигались особым огнем, но она не старалась оттеснить Алиенору, скорее наоборот – приняла ее в качестве подходящей пары для своего старшего сына.

– Мир труден для женщин, рожденных для высокого положения, – сказала императрица, обращаясь к Алиеноре, когда они ужинали молодой говядиной в перечно-тминном соусе, – в чем вы, должно быть, не раз убеждались.

– Вы правы, мадам, – усмехнувшись, согласилась Алиенора.

Морщины вокруг рта Матильды стали заметнее.

– Я сражалась всеми доступными средствами, чтобы сохранить свои притязания на Англию и Нормандию. Теперь дело Генриха – продолжить эту борьбу, чтобы забрать корону, которая по праву принадлежит ему, как когда-то принадлежала мне. – Она многозначительно взглянула на сына. – И наша задача – помочь ему в этом стремлении.

Алиенору не запугал властный тон императрицы. Если только Матильда не собиралась вмешиваться в дела Аквитании или вставать между нею и Генрихом, она была готова сохранять дипломатический мир.

– Я окажу ему любую помощь, какая только понадобится, – ответила Алиенора.

После трапезы семейство удалилось в покои императрицы для более неформального общения. Алиенора вспомнила о покоях Людовика в Париже, когда увидела, что бо́льшую часть убранства составляли кресты, молитвенники и религиозные предметы. Свекровь оказалась женщиной набожной, и служение Богу для нее были не пустые слова.

Здесь же присутствовали и братья Генриха. Жоффруа примирился со всеми, и потому с ним обращались вежливо, но это не означало, что Алиенора простила его за ту попытку захватить ее. Она не могла заставить себя проникнуться к нему симпатией. Если пес укусил один раз, то второй возможности ему уже не дают. Никто ни разу не упомянул о неудавшемся похищении, но все об этом помнили, и это создавало напряжение, а братья так и пылали враждебностью. Гильом, самый младший, показался ей достаточно приятным, хотя не шел ни в какое сравнение с обаятельным, энергичным Генрихом. Казалось, будто весь родительский огонь ушел на то, чтобы выковать первого смышленого ребенка, а другим достались лишь хвост и осколки кометы.

– Так ты говоришь, что нечасто проводила время со сводными братьями? – поинтересовалась Алиенора у Эммы.

Молодая женщина нравилась ей с каждым днем все больше. Несмотря на тихий нрав, та обладала игривостью и острым восприятием.

Эмма покачала головой:

– Мы встречались только на Пасху и Рождество, да и то не всегда. Времени на меня у них не было, а если и находилось, я старалась их избегать.

Алиенора вздернула брови.

– Я единственная дочь у нашего отца, пусть и незаконнорожденная, а потому могла привлечь его внимание тем, чем они не могли. Довольно часто, когда им казалось, что отец не смотрит, они дергали меня за волосы и всячески насмехались. – Она скорчила гримаску. – Но если он все-таки замечал, им здорово попадало, после чего я избегала их еще старательнее.

– Теперь, когда ты живешь у меня в доме, они смогут дразнить тебя лишь на свой страх и риск, – твердо заявила Алиенора.

Эмма разрумянилась:

– Только не думайте, будто я жалуюсь или выдумываю небылицы… или не могу за себя постоять.

– Ничего подобного я не думаю. Я рада твоему обществу, но защищаю тех, кто мне служит.

– Я не хочу, чтобы из-за меня у вас с братом были неприятности, – быстро сказала Эмма. – Он проявлял ко мне доброту не менее часто, чем дразнил.

– Одно не оправдывает другое, – ответила Алиенора, но улыбнулась Эмме ободряюще. – Неприятностей не будет. Я хорошо знаю суть мужчин, хотя у меня нет братьев.

– Суть мужчин? – Рядом с ней появился Генрих и взял ее под локоток. – Это вы о чем? – весело поинтересовался он, но во взгляде его промелькнула настороженность.

– Я интересовалась у твоей сестры, как себя чувствует единственная девочка среди толпы братьев.

Генрих усмехнулся:

– Привилегированно, во всех смыслах.

– Ты часто дергал мои косички, – напомнила Эмма, – и швырял в меня лягушками.

– А еще катал тебя на своем пони и возил в торговые ряды Анжера, чтобы купить ленточек и пирожков.

– Это правда. Я уже сказала госпоже герцогине, что ты был добр ко мне.

– А я сообщила Эмме, что теперь, когда она живет в моем доме, может больше не беспокоиться о своих косичках и не бояться лягушек – зато ленточки и пирожки останутся.

Генрих удивленно посмотрел на жену:

– Это что – предостережение?

Алиенора вздернула брови:

– Это вам решать, муж мой.

Генрих хотел было ответить, но тут дворецкий привел в комнату какого-то путника средних лет в промокшем дорожном плаще.