Летняя королева

Алиенора не сводила с него глаз. Аделаида и Матье де Монморанси объявили о своем намерении пожениться. Никто из придворных не удивился, но Людовик все еще пытался свыкнуться с мыслью, что его мать предпочла взять второго мужа из низкого сословия. Словно все то, что имело значение раньше, неожиданно утратило смысл – или, возможно, важность теперь придавалась другим вещам.

– Я хочу сделать Монморанси коннетаблем Франции, – произнес Людовик, беря в руки подушку и рассматривая вышивку. – Думаю, так будет лучше.

Алиенора согласно кивнула. Такое назначение удовлетворит честь и поспособствует тому, что Аделаида не упадет в глазах родственников.

– Она, должно быть, очень его любит, – заметила юная королева.

Людовик хмыкнул:

– Монморанси будет исполнять ее приказы – вот и вся причина. Она бы никогда не выбрала для себя монастырь, а так у нее будет хоть какое-то занятие.

Алиенора считала, что это к лучшему. Королева-мать будет заниматься своим новым мужем, и у нее не останется времени совать свой нос в дела двора. Пусть поживут в другом месте столько, сколько захотят.

Она присоединилась к мужу у окна:

– Ты размышлял над ситуацией в Бурже?

– Какой ситуацией?

Алиенора запаслась терпением:

– Насчет архиепископа Альберика. С каждым днем он все больше слабеет, а если умрет, то нужно выбирать нового архиепископа.

Людовик нетерпеливо дернул плечом:

– Выберут того, на кого я укажу. Это моя прерогатива.

– Но и в этом случае разве не стоило бы представить им нового кандидата, пока Альберик жив? Я знаю, ты давно посматриваешь в сторону Кадюрка.

У Людовика раздулись ноздри.

– Я займусь этим вопросом, всему свое время. Я же сказал, выберут того, кого я предложу.

Она заметила, как он упрямо насупился, и вздохнула про себя. Для человека, который всю жизнь жил по строгим правилам, Людовик имел невероятную склонность усложнять простейшие вещи. Если сейчас она будет настаивать, он лишь больше заупрямится и рассердится. Власть короля абсолютна, этим все и сказано.

Глава 13 Париж, весна 1141 года

– Тулуза, – сказала Алиенора Людовику. – Моя бабушка с отцовской стороны, Филиппа, была наследницей Тулузы, но наследство отобрали те, кто имел на него меньше прав, но обладал большей силой. Будь жив мой отец, он сражался бы и вернул Тулузу нашему семейству.

Была поздняя ночь, они с Людовиком сидели в кровати, пили вино и болтали при свете ароматической масляной лампы. Самая благоприятная обстановка для того, чтобы зачать ребенка. Это был не святой праздник, не запретный день, у Алиеноры не было месячных. Все с нетерпением ждали новости об успехе, но она знала, что такие ожидания сеют страх неудачи в Людовике. Он заявил, что блуд – это грех и что либо он, либо Алиенора сделали что-то против воли Господа и это не дает им успешно зачать. Она и сейчас ощущала, как муж встревожен.

– Отец родился в Тулузе, – продолжила Алиенора. – Но я никогда ее не видела.

– Зачем сейчас об этом говорить?

Она отставила бокал с вином и наклонилась над мужем:

– Потому что это дело, которое давно ждет. Кроме того, я должна посетить Аквитанию – об этом мы тоже забыли.

– Тебе разве плохо в Париже?

Алиенора не ответила той фразой, которая первой пришла в голову: мол, Париж – это холодная ссылка из теплых южных земель ее детства. После отъезда Аделаиды она смогла расширить свои покои, отделать их по своему вкусу, так что ее все вполне устраивало. Париж с его многолюдными улицами и неугасающей интеллектуальной жизнью всегда бодрил, но он не был домом и не принадлежал ей.

– Во Франции я вышла замуж, – дипломатично ответила она. – В Аквитании я родилась и получила титул, и мой долг лично показаться там. – Она провела кончиком косы по его губам. – Представь, как ты поедешь верхом во главе армии покорять Тулузу. Представь, как это добавит тебе веса. Ты укрепишь свой авторитет и исправишь зло.

Людовика охватило желание, стоило ему вообразить, как он поведет войска, позвякивая сбруей; ровный шаг мощного коня под седлом. Перед его мысленным взором предстала и Алиенора – она будет рядом, с кречетом Ла Риной на запястье. Он вспомнил, каково это – разбить лагерь под звездами, когда летний ветер приносит аромат лугов. А когда он добавит Тулузу к своим победам, то докажет всем, и в первую очередь собственной жене, какой он великий король и воин.

Она покрыла его ключицу и шею легкими поцелуями, покусывая зубами и заигрывая языком.

– Скажи «да», Людовик, – шептала она ему в ухо. – Скажи «да». Для меня. Сделай это для меня… сделай это для Франции.

Он прикрыл веки, наслаждаясь эротическим зарядом ее слов и нежным прикосновением губ. Возбуждение нарастало. Он со стоном перекатился на нее и овладел ею одним движением.

– Ладно, – задыхаясь, проговорил он. – Я сделаю это. Я покажу тебе, на что способна Франция! – Он действовал с силой, подстегиваемый мыслью о великих делах по приказу жены, хотя в эту минуту он подмял ее под себя.