— В Эмералд. Надо было купить красивую свечку и украшения для торта… и подарок Трою.
Люк наклонился над кроваткой и покрутил ручку новой музыкальной шкатулки.
— На моем автоответчике было сообщение от Мариллы, — пробормотал он, не глядя на Уитни.
— Да, мне звонил Эдмунд Максвелл. День слушания назначен на…
— Тринадцатое июля следующего года.
— Я отметила дату в своем календарике. — Уитни уставилась на его широкие плечи, загипнотизированная зрелищем пропотевшей рубашки, прилипшей к твердым мускулам его тела. — Это будет пятница.
— Пятница, тринадцатое. — Он взъерошил темные волосенки Троя. — Символично.
Уитни отчаянно захотелось тем же жестом взъерошить волосы Люка.
— Ты приглядишь за сыном? Я хочу спуститься вниз и накрыть стол во дворе.
— Конечно.
Девушка направилась к двери.
— Мы с ним пойдем в ванную, и он посмотрит, как папа быстренько примет душ.
Уитни чуть не споткнулась, невольно представив обнаженного Люка в душевой кабинке. Что за чудесное зрелище это должно быть!
Она не сообразила, что Люк идет следом за ней, пока Трой не дернул ее за волосы. Сильно.
— Ай! — Вскрикнув, она обернулась и чуть не столкнулась с Люком, несущим на закорках сынишку. Она попыталась отцепить маленькие пальчики от своих кудрей, но Трой явно не желал разжимать ладошку.
— Дай-ка я, — пробормотал Люк.
Он протянул руку, чтобы помочь ей, и в момент освобождения их пальцы сплелись вместе. Разряд электричества, проскочивший между ними, был настолько силен, что Уитни вздрогнула. А возможно, это вовсе не электричество, а искра страсти заставила кожу ее руки покрыться мелкими мурашками… Искра, блеснувшая еще ярче, когда Люк, с шумом втянув в себя воздух, крепче сжал ее пальцы своими и приложил ее руку к своей щеке.
Уитни широко раскрыла глаза… и почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Желание — горячее и безумное — закипало у нее глубоко внутри. И когда он еще крепче сжал ее пальцы, это кипение превратилось в страшную потребность, стучащую у нее в висках… потребность, тут же вышедшую из-под ее контроля, стоило Люку прижаться ртом к ее губам.
Его поцелуй был так требователен, а вкус так сладок… От Люка шел запах виноградников и земли, солнечного света и мускуса… и это сочетание делало его совершенно неотразимым. С легким стоном Уитни положила другую руку ему на плечо… и, почувствовав жар, идущий от него, и стук его сердца под джинсовой рубашкой, потеряла голову.
Он не спешил. Она тоже. Она была бы счастлива, если бы поцелуй длился целую вечность.
И, наверно, так бы оно и было, если бы звонок в дверь не нарушил тишины дома.
Сначала Люк никак не отреагировал на громкий звенящий звук, только поцелуй его стал еще глубже и требовательнее, словно он пытался проникнуть в ее самую сокровенную глубину. И только когда она издала протестующий звук и попыталась с силой оттолкнуть его, Люк наконец ее отпустил.
Он смотрел на нее, и, хотя его взгляд был все еще слегка затуманен, в синеве его глаз уже плясали искорки смеха.
— Продолжим попозже, — приглушенным и полным обещания голосом сказал он.
— Только через мой труп! — отрезала она, тщетно пытаясь вернуть дыхание, и, высоко вздернув подбородок, поспешила прочь, благодаря Бога за то, что Люк не знает, как бешено стучит ее пульс.
— Прости, дорогая, — преследовал девушку его дразнящий голос. — Я пока не некрофил. И когда целую женщину, то предпочитаю, чтобы она была вполне живая.
— Ну что ж, во всяком случае, пока женщина вполне живая, — язвительно бросила Уитни через плечо, — она будет брыкаться!
— Брыкаться? — удивленно протянул он. — Что ж, я люблю, когда брыкаются. Это меня здорово заводит.
Уитни невольно улыбнулась.
И она продолжала улыбаться, чувствуя, словно ходит по воздуху, пока открывала дверь и приветствовала гостей.
Праздник удался на славу, и веселые вопли детишек и взрослых, плавающих и плещущихся в бассейне, наверняка достигали Эмералда.
Около пяти часов, все еще в купальниках и плавках, они сели за стол, а после этого Дикси раздала детишкам красные ведерки, принесенные из своего детского садика, и буквально через несколько минут малыши уже наполняли их водой и увлеченно лепили пирожки из песка в песочнице Троя.
Взрослые — Люк, Уитни, Пэтси и Бет — расположились в патио под тенью огромного полосатого зонта.
Когда Уитни уселась там с бокалом прохладительного напитка в руке, наблюдая за Люком, болтающим с двумя другими женщинами, ей вдруг пришло в голову, как она была не права, предположив, что кто-нибудь из старой «компании» Люка может быть для него больше чем просто хорошим другом. Между этими старыми школьными приятелями существовало то чувство непринужденности и взаимопонимания, которое могло возникнуть только из общего прошлого. Общих воспоминаний. Счастливых воспоминаний.
Ничего большего. Но и ничего меньшего.
Она неловко поерзала в своем кресле, когда поняла, что Пэтси и Бет увлеклись какими-то сплетнями и внимание Люка теперь полностью сфокусировано на ней самой.