Летняя рапсодия [Сборник]

— Я сварю кофе. — Она открыла дверь кухни и вошла внутрь. — А потом поговорим. Нам многое надо обсудить.

Он прислонился спиной к холодильнику, наблюдая за тем, как Уитни наливает в кофеварку холодную воду.

— Расскажи мне о бабушке, — потребовал он. — Она долго болела?

— В прошлом году она упала и сломала шейку бедра. Оно долго не заживало, и врачам пришлось провести дополнительные обследования. Обнаружилась опухоль… — Ее голос внезапно сел, и девушка прокашлялась. — Тебе кофе покрепче?

— Чем крепче, тем лучше.

Она насыпала в фильтр восемь ложек и включила кофеварку.

— Когда ее привезли из больницы, она была очень слаба и последующие десять месяцев не вставала с постели.

— Она очень страдала?

— Да, — коротко ответила Уитни.

— Почему, черт побери, ты не могла со мной связаться?

— Она этого не хотела.

Он зло выругался.

— Тебя не было тринадцать лет. — Уитни и не старалась скрыть обвинительные нотки в голосе. — Почему ты ни разу не приехал?

— Она же велела мне убираться.

— Ради Бога, Люк! Тебя послушать, так ты словно не тридцатилетний взрослый мужчина, а испорченный ребенок! Тебе всего-то и нужно было что извиниться.

— Мне не за что было извиняться. — Он отошел от холодильника к раковине. Ухватившись руками за край, он уставился в окно, и Уитни заметила, как побелели костяшки его пальцев. — То, что она сделала, взяв тебя в дом, было непростительно.

— Твоя бабушка была доброй и сердечной женщиной. — Она изо всех сил старалась овладеть нахлынувшими чувствами. — Я знаю, что тебе было трудно примириться с ее решением, тебе же стукнуло тогда всего семнадцать, и после того потрясения…

— Я не думал тогда о себе! — Он резко развернулся лицом к ней, и вся застарелая, приумноженная за тринадцать лет обида полыхнула в его глазах. — Я думал о своей матери. О том, что они — мой отец и твоя мать — сделали с ней.

— Не надо! — Дрожа, Уитни подняла руки, словно пытаясь остановить его. — Пожалуйста, Люк, не начинай все заново. Я понимаю, почему ты так оскорблен, но, Люк, ты же сойдешь с ума, если не постараешься забыть…

— Думаешь, я не пытался? Думаешь, я не хотел простить? Забыть и простить? Как по-твоему, что я чувствовал, уходя от бабушки, единственного в мире человека, который что-то для меня значил? И наконец, — он бешено взмахнул рукой, — наконец-то вернуться в этот дом и обнаружить, что опоздал. Господи, это разрывает мне сердце!

Напряженное молчание последовало за выплеском Люка; казалось, оно никогда не кончится, но вдруг откуда-то донесся тихий плач ребенка.

Уитни растерянно оглянулась.

Люк тяжело вздохнул.

— Это монитор малыша, там, над хлебницей, — устало проговорил он.

Уитни посмотрела туда и увидела бело-голубой приборчик с мигающим красным огоньком.

— Я такого еще ни разу не видела, — как-то неловко сказала она. — Значит, ты оставляешь микрофон в комнате ребенка, а приемное устройство повсюду таскаешь с собой?

— Ну да. Ладно, пойду принесу его.

— А как его зовут?

— Трой, — кинул он через плечо и вышел.

Трой. Уменьшительное от Траяна? Имена Траяна и Крессиды тесно связаны в мифологии; неужели Люк, несмотря на ссору с бабушкой, все же вспоминал о ней с любовью, выбирая имя для сына?

Он вернулся с малышом на руках. Уитни уже успела сварить кофе, наполнить две кружки и добавить сахар и сливки.

Она решила свести любое общение между ними на чисто деловой и безличный уровень, но тут же допустила большую ошибку, взглянув на ребенка.

— Ой, какой он темненький!

— Ну да, ты же не видела его вчера без панамки.

Люк взъерошил кудрявые черные волосы своего сынишки, и тот радостно гулькнул и выпустил пузырь. У него были отцовские голубые глаза, опушенные густыми ресницами, такими же черными, как и волосы. Люк нарядил его в красную майку и ярко-красный вельветовый комбинезончик, и при виде хорошенького малыша сердце Уитни растаяло.

— Ты не установишь столик, чтобы я мог посадить его на сиденье? — попросил Люк. — Что-то я никак не разберусь с этими защелками.

Ей пришлось повозиться пару минут, прежде чем она сама поняла, как устроен столик, и Люк наконец смог усадить ребенка.

— И что же у него будет на завтрак? — Уитни неловко отступила, внезапно ощутив его близость.

— Сегодня в меню банан, тост и молоко…

— Но у меня нет бананов.

— Я захватил еды, которой ему хватит на пару дней. И я подумал, — продолжал он, вынимая бумажный пакет из холодильника, — что, может, ты отвезешь меня в город и я запасусь провизией. В угловом магазине Стэнли у меня всегда был неплохой кредит, и я уверен, что…

— Джим Стэнли давно умер. Магазин снесли, и на его месте теперь супермаркет. Если у тебя нет денег, то тебе сначала придется пойти в банк и взять заем.

Он продолжал выкладывать содержимое пакета на стол: гроздь спелых бананов, маленькую буханку хлеба, коробку с пшеничными хлопьями и упаковку с молоком.

— Чтобы получить заем в банке, у человека должна быть собственность. Похоже, что тебе придется нас подкармливать. Но мы с Троем не такие уж обжоры, правда, чудо-юдо?

Он улыбнулся малышу, и тот заулыбался в ответ двумя белыми зубами, словно они обменялись какой-то веселой шуткой.