Летняя рапсодия

— Кроме того, его рекомендации не подтвердились. — Льюк переступил с ноги на ногу. — Кстати, уже темнеет, а нам еще нужно поставить палатки. Мануэль, а не пособирать ли тебе еще дровишек?

— Слушаюсь, босс, — кивнул работник.

— А я достану остальные продукты из джипа, — сказала Консуэла.

— Я помогу тебе, — вызвался Льюк.

— Там всего одна маленькая сумка, — отмахнулась экономка, — я прекрасно ее донесу. Оставайся с Джози. Ты почти не видел ее в последнее время; наверное, тебе не терпится поблагодарить ее за помощь.

Джози наблюдала, как Консуэла карабкается по высокому берегу к джипу; лицо девушки горело от стыда за то, что толстушка так неловко оставила их наедине.

Льюк прочистил горло, намереваясь что‑то сказать, адамово яблоко заходило вверх‑вниз.

— Консуэла права, я как раз собирался сказать, насколько ценю ваше сотрудничество.

— Можете не благодарить, мне это доставило настоящее удовольствие.

— Я хотел сказать еще кое‑что. Я… э‑э‑э… хотел извиниться за тот вечер…

У Джози вспотели ладони. Он мог говорить только о поцелуе, но зачем же тогда извиняться?

— Не имеет значения. — Джози упорно смотрела вниз, якобы разглядывая что‑то на земле. — Все это в порядке вещей.

— Я чувствовал себя виноватым, — он поддел камешек носком сапога.

Виноватым за поцелуй? Ничего себе «комплимент»! Джози выпрямилась и холодно сказала:

— Напрасно. Если уж кто и виноват, так это я.

— Да нет, ответственность лежит на мне. Не в моих правилах пользоваться тем, что…

— Пользоваться чем? — Она ничего не поняла. Что он хочет сказать, черт возьми? Звучит так, словно она слабоумное, беспомощное существо, не умеющее постоять за себя. И словно он имеет над ней какую‑то власть, что еще более унизительно. — Почему вы думаете, что можете чем‑то воспользоваться? — От этих слов повеяло еще большим холодом.

Льюк пожал плечами:

— Ну‑у, вы одна проводите медовый месяц, а я знаю… Знаю, как уязвим бывает разочарованный человек.

— Минуточку, — Джози подняла руку. — Вы что, думаете, я не понимаю, что делаю?

— Я не вкладывал такого смысла. Просто я считаю, при данных обстоятельствах вы, возможно, более восприимчивы к мужскому вниманию, чем обычно. Только и всего.

— А почему вы так считаете? — Она стояла, уперев руки в бока, гневно сверкая глазами.

Льюк опять пожал плечами:

— Ну, покупая путевку на ранчо, вы собирались провести здесь время с молодым мужем. И естественно, ожидали получить здесь какие‑то… какой‑то… опыт. По этой причине вы, может быть, легче идете навстречу мужчине, который мог бы оправдать ваши ожидания.

— Благодарю вас, доктор Фрейд, это весьма лестный для меня анализ. Я не знала, что вы еще и психиатр.

— А‑а‑а‑а! О‑о‑о‑о! — Этот вой, явно человеческий, раздался у них над головой — кто‑то кричал с площадки над обрывом.

— Консуэла! — выдохнул Мануэль; худощавый и жилистый, он выбежал из зарослей и, роняя на бегу собранный хворост, вскарабкался по обрыву с невиданной скоростью.

Льюк помчался следом, объятый тревогой. Консуэла давно стала для него самым близким человеком, он любил ее как вторую мать. Джози бежала следом.

Мужчины примчались одновременно; Консуэла сидела рядом с джипом, сжимая ладонью лодыжку.

— Змея укусила? — прокричал Льюк. Обменявшись с женой испанской скороговоркой, Мануэль взглянул вверх, на босса:

— Она говорит, что вывихнула ногу.

— О‑о‑о, — снова застонала Консуэла.

— У нас нет с собой льда? — Джози протиснулась сквозь мужские плечи.

Правильная мысль, подметил Льюк, преодолевая волнение.

— Есть, в джипе.

Джози моментально влезла в машину, нашла дорожный холодильничек и завернула пригоршню льда в бумажное полотенце.

— Вот, — сказала она, вернувшись бегом и протягивая самодельный компресс пострадавшей.

— Спасибо. — Консуэла положила лед на ногу, не переставая стонать.

— Та самая лодыжка, которую она сломала весной, — встревожился Мануэль.

— Консуэла, ты можешь встать? — спросил Льюк.

— Не знаю. Даже пробовать и то больно.

— Нельзя опираться на ногу, пока ее не осмотрел врач, — сообразила Джози. — Раз это больная нога.

— Вы правы, — ответил Льюк, — Мануэль, тебе придется немедленно везти жену в город и сделать рентген. Возьми джип. — Он протянул ключи от машины.

— А как же ночной лагерь? — простонала Консуэла.

— Не волнуйся, я все сделаю, — ответил Льюк.

— Да мы можем обойтись и без лагеря, — вмешалась Джози. — Они нас подбросят до ранчо.

— Это двухместный джип, — отрезал Льюк. — Мы все не поместимся, а нам с вами и здесь будет неплохо.

На губах экономки мелькнула тень улыбки; а может, показалось? Льюк кое‑что заподозрил и нахмурился, но тут же отверг эту мысль.

Нет. Было бы несправедливо по отношению к Консуэле даже думать так. Она, конечно, неисправимая сваха, но вряд ли зашла бы так далеко — разыгрывать «адскую боль» лишь для того, чтобы оставить его наедине с Джози.

А если все‑таки?

Льюк перевел взгляд на Мануэля и сразу откинул все сомнения: лицо испанца было серым, на лбу — глубокие нервные складки. Было ясно, что даже если Консуэла притворяется, супруг ничего об этом не знает.

Двое мужчин с трудом усадили упитанную экономку на сиденье машины, Мануэль сел за руль.