Летняя рапсодия

— А тебе никто и не предлагает. Я уже побывал в роли мужа, благодарю покорно, с меня этого вполне достаточно! Я даже не просил тебя стать моей любовницей. Все, что я предложил, так это дом. Место, где можно жить. Спокойно, надежно.

— Милосердие! — кинула на него взгляд Уитни. — Именно это ты мне предлагаешь. Милосердие. Ты действительно думаешь, что я останусь жить в доме, где хозяином будешь ты? А если бы все было наоборот, ты бы принял такую милость от меня? Можешь даже не отвечать. Я прекрасно знаю, что твоя дурацкая фамильная гордость не позволила бы тебе! Может, я и не Бранниген, но у меня тоже есть гордость. Я никогда не стану твоей домоправительницей… или кем бы там ни было! А кем я стану, так это победительницей в этом судебном процессе. Ты собираешься дать мне бой? Ха! Посмотрим!

Удивительно, как мгновенно изменилась атмосфера. Только что они были почти друзьями, объединенными теплым взаимопониманием, и вдруг — бах! — воздух буквально трещит от электрических разрядов. С обеих сторон.

Губы Люка плотно сжались, на висках вздулись вены.

— Итак, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Возвращаемся к нашим баранам, да?

— Возвращаемся, черт возьми!

— Значит, увидимся в зале суда. — Его голос обжег ее словно кнут.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Было уже почти девять тридцать к тому времени, когда Уитни закончила возиться по дому. Она слышала, как Люк пришел с полей полчаса назад, и ничуть не удивилась, услышав его отрывистое «заходи», когда постучалась в дверь библиотеки.

Она вошла и увидела, что Люк стоит возле окна. Он уже успел принять душ и переодеться в темно‑бирюзовую рубашку и защитного цвета шорты. Щелкнула закрывшаяся дверь, он повернулся, но его лицо оставалось в тени.

— Я пришла, чтобы закончить разборку стола Крессиды, — холодно сообщила она. — Если ты, конечно, не возражаешь?

Он махнул рукой.

— Стол в твоем распоряжении.

Уитни уселась, подняла крышку… и первое, что она увидела, была пачка семейных фотографий. Не глядя на Люка, она протянула ему пачку.

— Вот, — сказала она. — Фотографии.

Нехотя он подошел к столу и с невнятным «благодарю» взял сверток. Боковым зрением она видела его высокую фигуру и ждала, когда он отойдет. Он продолжал стоять рядом. Она нахмурилась и подняла на него глаза.

— Завтра день рождения Троя, — грубовато сказал он.

— О, я не знала…

Он похлопал тяжелым конвертом по бедру.

— Я хочу устроить вечеринку.

— Да… конечно. А какую конкретно вечеринку ты хочешь устроить?

— Возле бассейна — ты же знаешь, как он любит воду. Я попросил Дикс, Пэтси и Бет приехать завтра днем на пару часов: у них у всех малыши — ровесники Троя. Я думаю, будет очень здорово, если они все вместе немного поиграют.

— Конечно, — слегка скованно согласилась Уитни. — Я постараюсь не высовываться из комнаты.

— Это совершенно не обязательно, — возразил Люк так же скованно. — Все будут рады тебя увидеть.

— О, я уверена, что ты сможешь как‑нибудь объяснить мое отсутствие.

— Ты будешь нужна Трою… для моральной поддержки.

Уитни вздохнула: она не могла отказать малышу в своем присутствии на его дне рождения.

— Хорошо, я присоединюсь… только ради Троя. Что ты думаешь подать к столу?

— Хот‑доги, торт и мороженое. Согласно моей книжке, для дня рождения такого малыша нужно все устроить достаточно просто.

— Книжке?

— Книжке по воспитанию детей, — явно подшучивая над самим собой, улыбнулся Люк. — Литература, рекомендуемая на сон грядущий для отцов‑одиночек.

Черт побери — слишком легко этот мужчина добрался до ее души! Только мысленная картина его, лежащего в кровати с сосредоточенно нахмуренными бровями над главой «Детские вечеринки», полностью растопила злость, все еще сковывающую льдом ее сердце.

— Хочешь, чтобы я испекла торт?

— А ты сама этого хочешь?

— Конечно.

— Отлично, — сказал он. — Спасибо.

Он повернулся было от стола, но под влиянием какого‑то импульса Уитни его окликнула.

— Да?

— Я терпеть не могу быть в ссоре.

Он поднял брови.

— Обычно для ссоры необходимы два человека.

— Да, но чтобы начать — достаточно одного.

— В чем дело? Не любишь штормовую погоду?

— Нет, — тихо сказала Уитни. — Не люблю, когда ты приносишь с собой свои собственные шторма.

Она увидела, как начинает багроветь его лицо, но, прежде чем он смог ответить, прозвенел звонок входной двери.

— Кто бы это мог быть? — Уитни встала со стула. — Я никого не жду.

— Сядь. Это ко мне. Я сообщил Виктории Мосс, как успешно принялись ее черенки, и она собиралась заехать сегодня вечером, чтобы взглянуть на виноград.

Он вышел. У Уитни мышцы шеи застыли от напряжения, вызванного их разговором. Она поднялась со стула, потянулась и покрутила головой, чтобы размять затвердевшие мышцы.

Люк оставил конверт на столе. Она взяла его и подошла к окну, чтобы положить фотографии на столик рядом. Уже поворачиваясь обратно к письменному столу, краем глаза она заметила какое‑то движение в окне и, выглянув наружу, увидела Люка с молодой женщиной, прогуливающихся по площадке перед домом.

Значит… это Виктория Мосс. Почему‑то Уитни всегда представляла ее гораздо старше. И некрасивой. И толстой.