— Ладно уж, Степан, — попросила его Ольга, — не расстраивайся. Пойдем-ко в клеть, пойдем. Плюнь на все. Рано тебе ведь завтра.
Она его понимала. Может, больше, чем он сам себя. Степан встал и побрел в клеть досыпать недоспанное.
Дожили до середины августа. После военных лагерей вырвался в Лубяну Сережа. Загорелый, подтянутый, в новых майорских погонах, так что недалек был от правды Тимоня-тараторка, когда назвал его полковником.
Веля, веселая, ласковая, крутилась перед ним, вскидывала руки.
— Щоколадненькая я стала, шоколадненькая?
— Да, конечно, чистый шоколад, — смущаясь при отце того, как ластится жена, соглашался Сергей.
Сыном Степан гордился. У кого еще майоры-то в Лубяне есть? Редко у кого.
С Аликом Серега на полянке перед домом затеял борьбу.
— Да ты смотри, — нахваливал Алика, — ну и сила у тебя, ну и хватка!
А тот старается. Сергей поддается, падает. Алик старался вовсю: силы и вправду у него прибавилось.
Не дав Сергею позавтракать, потащил его Алик на конный двор, показать, как он умеет ездить на Волге. Вернулся гордый.
— Ну, пап, — рассказывал Сергей, — настоящим кавалеристом Алик стал, ей-богу, я так не могу ездить.
Алик радовался и все хотел показать отцу еще какое-нибудь свое умение.
Самой нарядной одеждой считал Степан военную. По праздничным дням и торжественным случаям надевал китель, брюки и хромовые сапоги, подаренные сыном. Ходил неловкий, непривычный сам себе в этом костюме.
— Генерал, вылитый генерал, — подтрунивала Ольга.
В такие дни наплывали воспоминания об особенном военном времени, хотелось говорить, сколько лиха пришлось принять, смертей перевидеть.
Сергей любил работу. С утра до вечера возился в огороде.
— Ма, ты сиди, я полью, — протягивая между грядок шланг, кричал он.
А через полчаса уже прилаживался с бензопилой резать кругляши. Когда в школе учился, чуть ли не в одиночку вырыл колодец. Тогда они из деревни Сибирь только-только в Лубяну переехали, а колодца не было. Силу развивал, потому что задолго, еще в восьмом классе, решил, что пойдет в военное училище. Как-то в отпуск приехал — водопровод провел в дом.
— Мне жиреть нельзя, — повторял он. А сам жила да кость. Ох, Серега, Серега, смешной мужик!
Решил Степан похвалить Алика, вынес маленькую косу-литовку. Веля опять схватилась за сердце:
— Ой, папаша, вы меня уморите.
Сергей взял косу, попробовал лезвие пальцем, подмигнул Алику:
— Отличная литовочка. А ну, Алик…
— Нет, нет, только не косить! — закричала Веля.
Степан подумал, что Сергей оборвет жену. А тот остыл.
— Ну ладно, завтра, Алик, покажешь, как косить, — сказал он. Видно, не хотел размолвки с женой. Видно, в Ольгу характером был.
— Эх, Серега, Серега, военный называется, а жены боится. Я воевал, дак редко такое большое начальство видел.
— Ну, па, — смехом отделался Сергей. — Жен-то, поди, и маршалы боятся, не то что новоиспеченные майоры. У женщин великая сила. Они без обеда нас могут оставить.
В такие дни хотелось Степану показать своего сына Лубяне.
Смущенно и торжественно шли они на берег реки, то и дело останавливаясь со встречными знакомыми. Направлялись они в самое людное место, к перевозу. В аллее, заросшей акациями, с треском лопались над головой стручки. Сильно пересушило их. Горошки куда-то раскатились, а скрученные штопором створки хрупали под ногами, будто сухари.
На зеленом спуске к воде стоял грачиный гвалт. Желтоклювые подлетки пробовали свои неловкие мягкие крылья.
Река то серебрилась на гальке, то покойно отдыхала в омутах. Около перевоза визжала от студеной жути лубянская ребятня, хотя по всем приметам не полагалось уже купаться: прошел ильин день, медведь в воду лапу опустил.
Алику страсть как хотелось сбросить рубашку, кинуться к посиневшим от стужи деревенским приятелям, попрыгать, повизжать, показать, как он ловко умеет плавать.
— Ну, пап, ну, мама, — упрашивал он родителей.
— Я сказала — нельзя, — недовольно проговорила Веля.
— А я люблю в холодной воде купаться. После студеной воды какое-то облегчение чувствуешь. Как на крыльях мчишься после этого. Ты позволь нам, мать-командирша, — сказал Сергей. — Мы разок только окунемся.
— Нельзя, — надулась Веля, но Алик уже бултыхался в воде. Веля, зажимая платком рот, кинулась домой. Будто несчастье какое случилось. Вот те на!
Вернулись домой, она лежит под пологом лицом к стене. Сидели Степан с Сергеем на крыльце, смотрели на закат.
— Вот ведь, державы договариваются меж собой, а тут сложность, — сказал Степан.
— Ничего, — ответил Сергей, — пройдет.
— Оно так, пройдет, — согласился Степан и начал рассказывать сыну о самом больном, о том, как с Кириллом Федоровичем поругался. И все из-за этого Редькина, который под себя гребет, да из-за Тараторки.
Сергей послушал, положил руку ему на плечо.
— Ну, па, это мелочи. Редькин твой, конечно, крохобор, но стоит ли так переживать тебе? Сам Зотов и ответит, если на таких штуках попадется.
Нет, не так понимал все Сергей. Конечно, ему там, у своих ракет, кажутся маленькими отцовы хлопоты. Ну, а ему-то, Степану, как быть, если он всю жизнь в таких вот мелочах живет?