К утру иеромонах протрезвел. Его привели к Капустину, взлохмаченного и молчаливого.
— Вчера вы что-то говорили о том, куда скрылся епископ Исидор.
Монах почесал гриву.
— Говорил? Хмель глаголил, а не человек.
— Так ведь что у трезвого на уме… — напомнил Петр.
— Затмение снизошло, затмение, — глядя в угол, бормотал иеромонах Серафим.
В конце концов Капустина взорвало. Где-то плетет заговор лукавый епископ, а они тут… А тут сплошная болтовня. Не мог этот ключарь запереть ребят просто так, не мог же уехать неизвестно куда сам епископ Исидор.
— Еще подумайте, — сказал он и мотнул головой, чтобы иеромонаха увели.
— В обитель? — спросил тот.
— Вашу дармоедскую обитель скоро прикроем, а пока в ту же, где ночь сидели.
Видать, совсем не по сердцу пришелся монаху подвал Крестовой церкви. В его глазах появилась тоска.
— Но я скажу, я скажу, — взмолился он. — Епископ повез святые иконы, изукрашенные самоцветами. От описи спасать. Иконам цены нет. Святые они. Повез в Круток, Тепляшинской волости. А более ничего не ведаю. Не ведаю. Отпустите меня.
ГЛАВА 10
Филипп со стыдом вспоминал о своей поездке в поместье Карпухиных Круток. Далеко видный дом с белыми колоннами был в полуверсте от Тепляхи.
«И как я оплошал», — ругал он себя. Может, расхолодило его то, что ехал всего-навсего за иконами. А попросту, видно, хитрее его оказался Харитон Карпухин. Спартак вспоминал, что, когда подходил к поместью, откуда ни возьмись выскочила собака-пустолайка и затявкала на красногвардейцев. Может, она была во всем виновата. А может, беспечность шалого мотоциклетчика Мишки Шуткина, которому велено было следить за окнами. Уж очень покойным показался Мишке вид раскинувшегося в низине села. Из труб дым поднимался прямо, как по отвесу. Утреннее солнце порозовило его. Может быть, тогда пришла Мишке в голову мысль, что старому епископу уже не решиться на прыжок из окна, с полуторасаженной высоты. А виновнее всего был, наверное, их наивный задор, с которым они вшестером, ворвавшись в карпухинский особняк и звеня коваными каблуками, бухая дверями и перекликаясь, разбежались в поисках епископа Исидора.
В небольшом зальце Филипп увидел сидящих рядышком за пасхальным куличом хозяина кафе «Роза» голенастого Спиридона Седельникова, владельца аптеки Бекмана, своего соседа-благодетеля Степана Фирсовича Жогина и еще одного, пахнущего кремом человека с тщательным пробором. Этого он сразу схватил за руку, потому что рука вздрагивала в кармане. На пол выпал браунинг, тонко сделанная вещица.
Что это был за хлюст? Уж не Чирков ли? Филипп сказал ребятам, чтоб с этого не спускали глаз.
У Жогина обвисли усы. Зато Бекман спесиво поблескивал золоченой дужкой пенсне. Что-то лепетал осинкой дрожащий Спиридон Седельников. В сторонке сидел пятый, с очень знакомы ми широкими бровями, посеребренной бородой.
— Епископ Исидор, — узнал Спартак.
Тот со злобой отвернулся и от Филиппа, и от своих соседей по столу. Обиделся владыка.
Карпухина нигде не было. Не могли же гости угощаться без хозяина.
Филипп, словно надеясь на помощь, крикнул:
— Где остальные? Карпухин где?
Владелец кафе, не в силах справиться с прирожденной официантской вежливостью, привстал:
— Неизвестно-с. Мы справляем день ангела Степана Фирсовича.
— «Неизвестно-с», «день ангела», — передразнил его Филипп, — а это что, подарочек? — и подкинул в руке браунинг.
И тут он услышал Мишкин крик, кинулся в соседний залец. Там парусила легкая занавеска. Окно было распахнуто.
Мишка размахивал руками, забыв, что у него за плечом болтается драгунка.
«Ох ты, кокора, надо волосы дыбом иметь». Внизу, петляя, легко бежал по утреннему черепку человек в зеленом кителе и серой папахе. Он ловко, как на ученье, перепрыгнул прясло и пустился прямо к задворкам Тепляхи. Филипп остервенело выпустил из «велледока» все семь патронов, потом выхватил у одного из красногвардейцев винтовку и, стараясь не рвать спусковой крючок, успел послать вдогонку Харитону Карпухину еще одну пулю. Но и она не задела удачливого поручика. Тут и Мишка выпалил из драгунки. «Пулемет бы, — пожалел Филипп и тут же ругнул себя: — Совсем осрамился. Все пули в белый свет».
Показалось Филиппу, что Карпухин скрылся прямо на одворице Митрия Шиляева. Прибежав в село, они заколотили в калитку его дома.
Митрий в вытершейся, позеленевшей от старости шубейке, накинутой на плечи, отворил дверь и обрадованно пригласил Солодянкина.
Филиппу некогда было не только заходить, но и разговаривать.
— Харитона Карпухина ищу. Не заскочил к вам?
Шиляев посторонился, пропустив красногвардейцев в ограду, с тревогой спросил Спартака:
— Неужели чего он натворил? А?
— Натворит еще, успеет, — уверенно сказал Филипп, осматривая ограду. Конечно, Карпухин мог свободно пробежать сюда от колодца, а потом через дверь на улицу, в березовую рощицу, и ищи его. Поэтому сразу послал Мишку Шуткина на дорогу, идущую из Тепляхи. — Но ты никакого шума не слышал? — расспрашивал Филипп Шиляева.
— Палили сильно, это слышал, а больше — нет, — недоуменно пожал тот плечами.