С мамой мы не разговариваем. То есть совсем.
Дзюн тоже как-то от меня отдалилась. Наверное, обиделась за тот раз, но я совершенно не хотела ее обижать. Просто то, что она говорит, показалось мне странным, вот и все. Но как это теперь объяснишь… А мама в последнее время постоянно читает об операции по увеличению груди. Я делаю вид, что ничего не замечаю, но такое невозможно не заметить. Мама хочет, чтобы ей в грудь засунули резиновые штуки, от которых грудь будет казаться больше. Просто поверить не могу! Зачем ей это вообще?! Никогда не пойму. Даже думать противно. Противно, противно, противно, противно, противно, противно и еще раз противно. Я видела это и по телевизору, и на фотках, и еще в школе на компьютере посмотрела — там же разрезают грудь! Реально, берут и разрезают! И потом запихивают внутрь эти штуки. Это больно… Мама ничего не понимает, абсолютно ничего. Она просто глупая. Как можно быть такой дурой! Недавно она говорила по телефону что-то насчет того, что собирается стать моделью. Модель — это когда тебе делают операцию бесплатно, но взамен могут использовать твои фото в журналах, в интернете и так далее, прямо так, не закрывая лицо. Я в шоке. Идиотская идея… Мама глупая, глупая, глупая! Ну зачем??? Кстати, со вторника у меня опять заболели глаза. Прямо изнутри. Не могу держать их открытыми.
— Ну вот, кончилась… — с улыбкой взглянула на меня Макико. — Хорошая музыка всегда так быстро заканчивается.
После небольшой паузы зазвучала веселая инструментальная мелодия, и Макико встала и отправилась в туалет. А я развернула треугольник сыра и откусила верхушку. Композиция в стиле праздничной вечеринки продлилась не дольше минуты, после чего ее сменила баллада
— Знаешь, наш бар… — начала моя сестра, вернувшись к столику.
Кивком показав ей, что я внимательно слушаю, я взяла печенье, разделила на две половинки и стала жевать ту, на которой не было сыра.
— В последнее время там одни проблемы.
— Но ты же говорила, что с хозяйкой все в порядке? С этой вашей мадам Шанель?
— С ней-то порядок, — проговорила Макико, — но вот сам бар еле держится на плаву, не одно, так другое… Например, была тут история со стендом. Внизу, около входа в здание, стоит рекламный стенд нашего бара. Ну, такой, здоровый.
— Прямо здоровый?
— Ага, реально огромный. Там большими буквами написано «ШАНЕЛЬ». И по краю желтые лампочки. Та, которая приходит первой, перед тем как открыть бар, спускается и включает эти лампочки. То есть втыкает провод в розетку. Там совсем рядом, на стене, есть розетка — вот в нее и втыкает. И что ты думаешь? Владелец соседнего табачного магазина стал на нас бочку катить, типа, это его электричество.
— Ого…
— Говорит, чтобы мы заплатили ему за все-все использованное электричество, с самого начала…
— То есть это была розетка от его сети?
— Именно.
— И висела снаружи на стенке, так просто?
— Да. Мне казалось, это нормально — видишь свободную розетку, значит, ею можно пользоваться… Кто-то вообще думает в таких случаях о том, чья розетка, чье электричество, и все такое? Электричество — оно же общее, для всех! — возмущалась Макико, шелестя прозрачной оберткой от вяленого мяса. — Хозяйка была вне себя, начался скандал… «Вы знали!» — «Нет, мы не знали!» — «Вы должны заплатить!» — «Да ни за что!» И так далее.
— И сколько же он хочет?
— Ну, нашему бару уже лет пятнадцать… то есть умножаем несколько часов в день на пятнадцать лет…
— М-да.
— Короче, в итоге он сказал, чтобы мы заплатили двести тысяч иен. Наличкой.