Летние истории

Подошла к концу последняя неделя июля, начался август. Я просыпалась по много раз за ночь, и по утрам голова была как в тумане. Днем я тоже по большей части лежала с закрытыми глазами, то и дело проваливаясь в легкую дрему. Полуденное солнце превращало кремовые занавески в белые и разливалось на ковре ярким пятном. Лежа на кресле-мешке, я протянула туда руку и то сжимала, то разжимала пальцы. Кондиционер был включен, но в комнате все равно делалось все жарче, по спине и подмышкам лился пот. Казалось, что с каждым моим морганием лето раздувается все больше.

Вдруг я почувствовала ни на что не похожую тянущую боль. Я с силой обхватила живот руками, и боль тотчас отступила. Но вскоре изнутри волнами стало подниматься что-то иное. Волны нарастали, становясь отчетливо болезненными. До предполагаемого врачами срока оставалась еще неделя. Рановато, пожалуй, а впрочем, все возможно. Едва я так подумала, как меня снова бросило в пот, а сердце заколотилось. Я столько наслушалась и от врачей, и от Юсы, и от Макико, хоть она и забыла уже большую часть подробностей; я проштудировала столько справочников и сайтов о беременности и родах… И все равно я не понимала, рожаю я или нет и как это вообще распознать.

Когда боль немного стихла, я медленно встала и отправилась на кухню. Налила себе ячменного чая и залпом выпила. За один миг осознания у меня так пересохло во рту, что щеки прилипли к зубам. Интервал, вспомнила я. Я читала: если почувствуете необычную боль, засекайте интервал между приступами. Чтобы легче было встать, если понадобится, в этот раз я отказалась от кресла-мешка, села на стул и пристально уставилась на часы. Они показывали ровно три. Тело снова пронзила боль. Засекая время, я выяснила, что приступы происходят через каждые двадцать минут. Вне себя от волнения, я пыталась вспомнить, что следует делать дальше, но мозг и глаза мне словно обложили ватой, и казалось, что все это происходит не со мной.

Превозмогая боль, приходящую снова и снова, я отправила Макико и Мидорико сообщение в Line: «Кажется, у меня схватки, потом еще напишу». Юсе я тоже послала сообщение. Потом достала сумки для роддома — дорожную и шопер — проверила, что там лежит кошелек и записная книжка матери и ребенка, и позвонила в клинику. Мне бодро ответили, что в моем случае можно еще немного понаблюдать процесс самой, а можно уже и выезжать к ним. Я ответила, что добираться мне придется в одиночку, так что лучше я поеду прямо сейчас, не дожидаясь, пока боль усилится.

Когда я добралась до клиники, приступы стали болезненнее, а промежутки между ними — короче. Я сдала свои вещи, и меня тут же проводили в родильную палату, где выяснилось, что шейка матки раскрыта на пять сантиметров и уже понемногу начали отходить воды. Персонал действовал слаженно: на живот, возвышающийся над моим телом, словно гора, мне сразу прикрепили датчик для точного измерения силы схваток и интервала между ними, а на средний палец надели пульсометр. Пожилая акушерка, которая всегда была со мной очень ласкова, с той же улыбкой, что и обычно, сказала: «Ну вот и началось, Нацумэ, вы готовы?» От боли я не могла ничего нормально выговорить и только кивнула в ответ. Улыбнувшись еще шире, акушерка крепко сжала мое плечо.

Через несколько часов интервал между схватками сократился до пятнадцати, а потом и до десяти минут. От боли, которая с каждым разом становилась все сильнее, темнело в глазах. В промежутках у меня появлялось несколько минут свободы, когда я приходила в себя и ко мне возвращалось зрение. Тогда я широко раскрывала глаза и глубоко дышала, собирая себя в кучу. От ощущения, что из живота поднимается очередная волна, у меня дрожали колени.

Волны усиливались, постепенно сливаясь воедино. Порой хотелось открыть глаза, чтобы хоть узнать, откуда идет свет, где сейчас солнце и на какой глубине нахожусь я сама, но чем больше я пыталась барахтаться в этих волнах, тем сильнее меня накрывала боль. Откуда-то издалека донесся женский голос, но слов я не поняла. Когда очередная волна отхлынула, я все же открыла глаза и взглянула на часы. Они показывали почти десять. Меня охватило странное чувство: изумление, что прошло так много времени, и разочарование, что его прошло так мало, и в придачу изнутри живота поднимался смех. Ничего подобного я не испытывала ни разу. Когда ноги и руки хоть как-то меня слушались, я хватала чашку и пила воду. Я издавала какие-то звуки. Веселые голоса акушерок, подбадривавших меня, то приближались, то отдалялись снова.