Летние истории

Вульф, освобождая себе место, взял с крышки стиральной машины рукопись и, усевшись на ее место, опустил рассеянно взгляд в страницу.

Они протанцевали остаток церемониального, в восемь па, танца: ": алло", "привет — привет", "как дела? — лучше всех", "а ты как? нормально".

Инна, вместо того, чтобы перейти к произвольной программе и, скажем, издевательски бодро рассказать о весело проведенном без него времени, сбив ритм, заговорила неуверенно:

— Знаешь, Женька, я с тобой хотела об Оле поговорить:

Он понял, что сейчас услышит, и листы белой стаей чаек спорхнули на влажный и красноватый кафель. Вульф, распрямившись, встал посреди ванной, ему не нужны были порожние слова, и только вертелись перед глазами какие-то бессмысленные обмылки теней, а он, опустив трубку в ослабевшей руке, бессильно прошептал: "как же я теперь? а?"

— Алло! Алло! — надрывался телефон.

— Да, — поднял Вульф шарнирную руку.

— Ты меня слышишь?.. Я и говорю: скотина ты, Женька, мог бы ей все-таки и позвонить.

— Кому? — спросил он, не решаясь поверить.

— Извини, а с какой целью ты изображаешь идиота? Ну не папе же римскому! — от неловкости Инна стала грубовата, — в самом деле, не развалишься же ты от телефонного звонка. Бедная девочка:

К концу монолога, Вульф настолько пришел в себя, что даже принялся отшучиваться, наслаждаясь самым лестным для мужчины обвинением.

Завершив беседу, Женя, не подбирая с пола рукопись, постоял секунду в задумчивости, покачал в руке трубку, и, резко развернувшись, прошел в кабинет, где, переворошив кипу бумаг и разыскав нужную, опустился на вертящийся стул.

Девушка и в самом деле лежала в постели. Когда тишину разрезал звонок, она подскочила и, на бегу схватив со стула нежно-голубую рубашку, ринулась к стоящему в коридоре аппарату.

— А я думала — ты мне не позвонишь, — сказала она, услышав его голос, и добавила: я соскучилась.

— В самом деле? — спросил он.

— В самом деле, — ответила она.

Ее было холодно стоять на вытертом линолеуме, и она поднялась на цыпочки, отчего ноги стали казаться еще длиннее обычного.

— Тогда приезжай ко мне в гости, — предложил он.

— А ты действительно этого хочешь?

— Действительно.

— Честно-честно? — спросила она.

— Честно-честно, — ответил он.

Повесив трубку, девушка, закружившись счастьем, разметала вокруг себя вихри великоватой ей рубахи и двинулась обратно, в свою комнату.

Мужчина, сидевший на растерзанной постели, хмуро почесал в паху и раздраженно спросил:

— Ну, и кто это был?

Она начала врать, причем врать совсем неубедительно, но он хотел поверить и поверил, постепенно перейдя от раздраженности к язвительности, а потом и к униженности.

Когда же он, прощенный и обласканный, ушел, рослая девушка рухнула обратно в постель.

Господи, как она ненавидела этот город! Эти свиные, каждый день одни и те же рыла, эту безнадежность и тоску, эти вечные перешёёптыванья за спиной, эту бесконечную непроходимую скуку, где не происходит ничего, эту нищету, весь этот:

Иногда от ненависти и бессилья она была готова удавится, но только не сейчас — сейчас она мечтала и не бесплодными видениями слабых, а выстраиванием тех слов и поступков, какими она прогрызет свой путь в мир настоящей, искрящейся жизни, и куталась в первый залог будущего — дорогую джинсу выцветшей рубахи.

Вульф, снисходительно улыбаясь, зашел в ванную, пропахшую вкусным сигарным дымом, где, неторопливо опустившись на колени, принялся подбирать разлетевшиеся по полу страницы, тщательно раскладывая их по порядку.