Летние Каникулы (ЛП)

— ...Шиба-сан, думаю, будет лучше, если ты на это не будешь обращать никакого внимания, поскольку голосование ни на что не влияет.

— Слишком плохо, Тацуя-кун.

Слушая симпатизирующий голос Сузуне и, не в силах удержаться от того чтобы показать, каким забавным она это находит, голос Мари, Тацуя и Миюки с соответствующими болезненными лицами читали отчет о подсчете голосов.

В целом, было 554 бюллетеня.

Количество легитимных бюллетеней было 173.

Итоги бюллетеней содержали...

— ...Вот результаты.

— Шиба: 220, Накадзо: 173, Тацуя-кун: 161...

— ...Подождите. Бюллетени очень многих учеников, которые неправильно написали имя, не должны быть засчитаны... — Крича «я хочу притвориться, что этого не существует» без слов, Миюки спокойно возразила. — Почему «Королева», «Её Величество, Королева» и «Снежная Королева» все посчитаны за меня? — Протестовала она плачущим голосом.

— Так как на других было написано «Королева Миюки», «Её Величество, Королева Шиба Миюки», «Снежная Королева Миюки» и подобное... по-другому понять их было просто невозможно.

Слушая, как Сузуне извиняющимся голосом её утешает, Миюки просто не могла не понять.

— Что они этим имели в виду? Они думают, что у меня есть какие-то наклонности к извращениям[4]?

— ...Нет, по-моему, они точно не имели в виду ничего такого. Увидев, как ты выглядела, не думаю, что у кого-то осталось мужество... — в замешательстве возразила Мари, и, будто проиграв внутренней борьбе, тело Миюки и вправду тяжело опустилось.

— Эй, я что, столь ужасна? Неужели моё поведение и впрямь так невыносимо? — Тон Миюки сменился на подлинный вопль.

— ...Миюки-сан, успокойся. В конце концов, никто так не думает. — Маюми попыталась изо всех сил придать голосу мягкость, чтобы как-то успокоить Миюки, но это почти ничего не принесло.

— Дайте мне бюллетени! Я найду, кто написал их!

— Это абсурд... прежде всего как ты это сделаешь?

Кто-то пробормотал этот очевидный изъян в её плане, но в данном случае это было совершенно бесполезно.

Миюки повернула всё своё тело к Тацуе, её глаза сразу же омрачились.

— Онии-сама... — с нуждающимся взглядом, Миюки почти заплакала и прижалась к нему, Тацуя временно отложил своё беспокойство:

— Не проси невозможного, Миюки. Поскольку речь идет о тайном голосовании, расследование о том, кто за кого голосовал — серьезное нарушение правил. — Он погладил её по голове без тени смущения и предупредил её, будто она была маленьким ребенком.

— Но... но...

Не зная, что ещё сделать, Тацуя нежно обнял всхлипывающую младшую сестру:

— Всё хорошо. — Его губы приблизились к уху сестры. — В конце концов, ты не Королева, — и с глубоко нежным голосом, — неважно, как остальные на тебя смотрят, для меня ты милая принцесса, — Тацуя дал этот обет.

— Онии-сама...

Звук плача постепенно угас, одновременно с этим, похоже, её гнев и разочарование также угасли, и потенциальный Армагеддон стих, все расслабились.

Тем не менее, вскоре они оказались в неловкой обстановке совершенно иного вида. Хотя Миюки и перестала плакать, она не намеревалась отпускать руку Тацуи. Скорее даже, её голова и щеки шокирующее прижались к груди Тацуи; аура вокруг них была так мила, что все они страдали от ревности.

После полудня в этот день Тацуя и Миюки больше не показывались в комнате школьного совета.

Миюки не только плакала перед своими сэмпаями, она позволила себе, чтобы все увидели, как они обнялись и её утешили, поэтому вполне понятно, что она была слишком смущена, чтобы прийти; когда подобающе смущенный Тацуя сообщил им это, Маюми и остальные перестали беспокоиться.

Азуса удостоилась чести праздновать со своими товарищами из второго года, поэтому её место было пустым. Сузуне, как обычно, не приходила, если ей не нужно было что-либо делать, поэтому она не появилась. И сегодня, что необычно, в комнату школьного совета пришел Катсуто.

— Вот, держи.

Когда еда закончилась, Маюми достала чай для Катсуто. Он молча сделал тост и поднес чашку ко рту.

— Итак, почему ты сегодня пришел, Дзюмондзи?

Хотя они оба были гостями, Мари — наверное, потому что больше не могла сдерживаться — вела себя так, будто они в её собственной штаб-квартире и задала ему вопрос; на что Катсуто ответил «просто так»:

— Наверное, потому что сегодня для Саэгусы её истинный день отставки. Сегодня последний раз я могу прийти, чтобы увидеть её как Президента школьного совета.

— Понятно, так ты пришел поблагодарить Маюми за её службу или что-то подобное.

— Ох, Дзюмондзи-кун, спасибо.

— А, пожалуйста.

Самодовольно улыбаясь, они двое скоординировали атаки (словесное нападение?) на что Катсуто серьезно дал отпор.

— ...Так вот оно что. Я думала, что Тацуя-кун напоминает мне кого-то, он реагирует на такое точно так же, как ты, Дзюмондзи-кун.

— Шиба?

«Мы похожи?», — Катсуто спросил взглядом; Мари пожала плечами. Хотя их ответы внешне были похожи, Мари считала, что ответы Тацуи намеренны, а Катсуто спонтанны, поэтому её оценка была в том, что их молчаливость — единственное сходство.

— Кстати, как думаете, как Шиба вчера это сделал...