Летние метки

Он гладил её этим языком между небольших ягодиц и между мягких бёдер, и тогда создавался странный, но сочный пейзаж: в тёплой пустыне, в каменных покоях, среди шёлковых цветных простыней проливался огромный магический невидимый кувшин, и всё заливало водой, сахаром, чуть склизкой белой жидкостью… Дива была высечена лучшим мастером, какой только мог создать эту девушку. Он нашёл где-то горячую скользкую мечту, похожую на изливающееся, полное сока красное аккуратное сердце, мягкое, как тесто и как груди, и, приправив её, посадив себя, вырастил древо женщин, с которого человеческие леди собирали цветы и, обмакнув их в собственные алые половые губы, помещали на лазурную гладь воды в огромной мраморной чаше, напоминающую больше поилку для птиц, и те там вырастали, превращаясь в прекраснейших созданий. Но Диву мастер сделал сам, из окаменевшей части дерева, которая получилась случайно, в результате прикосновения к нему человека с каменным сердцем. Он высек вечно юную даму с красивым станом, с узкими запястьями и лодыжками, с ровным холодным лицом, но живыми волосами и глазами, что всегда задумчиво или смущённо смотрели вниз – а потом её высек какой-то рыжий, извращённый Солнцем любовник, выше её на голову и закрывающий плечами всю её фигурку.

Лавра закончила писать и задумчиво посмотрела в окно. По улице проходили люди, кто-то гляделся в свое отражение в том самом окне, но девушка их всех не замечала. Она постукивала концами ручки о длинный узкий стол, держа ее подушечками пальцев с персиковыми и абрикосовыми ногтями над бумагой. То была дочь травницы, которая носила однотонные платья до колен, но украшала себя лаком и побрякушками с изображениями солнца. Их она покупала на те деньги, что ей давали за свидания с ними молодые аристократы, которые не желали жениться, но должны были периодически показывать кого-то публике и своим семьям. Такой была Лавра невестой. Но и у нее были свои фантазии, свои мысли и мечты. Псевдоженихи ее любили всякие истории, а Лавра не скупилась их сочинять. Вот и сейчас она описала себя, пририсовав какого-то рыжего, «извращенного Солнцем любовника». «Ах!» – вздохнула она, даже не слыша, что вокруг нее какой-то гул. Сегодня выходной, и неудивительно, что популярное кафе на главной улице полностью заполнено людьми. Пахнет грибным супом, горячими свежеиспеченными круассанами, кофе и, как ни странно, пивом. Люди смеялись, подростки кричали, и все было похоже на совершенно обычный день.

Лавра вдруг будто проснулась, заметила, что вокруг нее есть народ, обернулась и заметила двух молодых людей, долго глядевших в ее сторону. Когда они поняли, что их заметили, их взгляды разбежались, и один парень даже покраснел, опуская голову. Одет он был не как местные, а со вкусом, тем, что часто был у богачей.

***

– Ну же! Вот о чем она думает? – спросил друг.

– Брось, я не стану лезть в голову девушке.

– Ха! Как скажешь… – согласился первый и протянул ладонь в белой перчатке. – Мы же спорили на любого из этой забегаловки.

Его приятель поднял глаза к небу, поправил свою рыжую шевелюру, оперся локтями о случайную полку для цветов, и уставился в еле видимый из-за толпы профиль девушки.

– Она травница и куртизанка, – скучающе ответил на любопытствующий взгляд друга рыжий. – Мне не нравятся такие. Пошли уже отсюда.

– Эээ, нет! Никуда мы не пойдем, пока ты дословно не передашь мне ее мысли, – подал протест спорщик, потягивая дешевое пиво, но в следующее мгновение он пролил его на свой белый повседневный костюм, как раз благодаря приветливому локтю друга.

– «А потом её высек какой-то рыжий, извращённый Солнцем любовник, выше её на голову», – повторил за Лаврой парень и резво направился к выходу, так и не осознав, что он сейчас сказал.

***