Летний ангел

Ты спишь на деревянной кушетке. Спи себе, всегда трудно оценить, сколько нужно эфира. С другой девушкой, которую зовут Юсефин, я использовала другое средство, которое выветривается бесследно, и принесла ее в эту комнату, мою комнату, и пока она лежала на кушетке, я отмыла ее дочиста. Уж как я терла ее хлоркой — но не слишком, чтобы не повредить кожу, потому что она пригодится тебе.

Я взяла ее в парке Рюда, когда она ехала домой.

Ее велосипед они так и не нашли.

Я помахала ей, и она остановилась, испугалась, увидев меня в маске, пыталась сопротивляться, но вскоре заснула.

Раны и отметины на ее руках. Я сделала их ножницами, которые мне подарили на десять лет, после того как отмыла и очистила ее. От нее пахло хлоркой, и я, конечно, могла использовать химикаты для очистки бассейнов, но их легче было бы отследить. Затем я разделась, надела на себя синее нечто, зашелестела когтями кроликов в воздухе, превратила свои пальцы в белые паучьи лапы, и тут она проснулась, снова увидела меня в маске и закричала, но вырваться не могла.

Как и ты, мой маленький летний ангел.

И затем я стала вводить в нее синее нечто.

Вперед-назад, вперед-назад, и она стала отключаться, а я крикнула ей, чтобы она не исчезала. Ведь чтобы ты могла возродиться, моя дорогая сестра, ты должна быть здесь, и вскоре я поняла, что ничего не выйдет.

Она не могла стать тобой.

Эта простоватая девчонка оказалась не способна вместить тебя или место было выбрано неправильно?

Я дала ей еще средства.

Вынесла наружу.

Тело ее кровоточило от такой ерунды.

Я отпустила ее возле Тиннербекена. Наверное, она побрела в парк. Она меня не видела, и я сохранила ей жизнь, потому что она не могла стать тобой.

Но та, что лежит сейчас на кушетке, возле клеток с кроликами и коробкой с белыми паучьими лапами, — она может стать тобой, дать шанс возрождению любви.

А нас?

Зачем ты убила нас?

Не убивай ее, оставь ее жизнь. Она не будет парить рядом с нами, не надо, будь милосердна, ты слышишь? Пусть горячая лава утечет обратно в землю, она достаточно побушевала. Покажи себя, открой свое лицо. Кто ты на самом деле — люди должны понять, что с тобой сделала нелюбовь, что человек не может стать человеком, если сталкивается с монстром там, где ожидает встретить любовь.

Янне в прихожей ее квартиры — потный, лицо перепачкано сажей, на нем тонкие белые брюки и желтая футболка с надписью «Kuta Beach». [26]

Они обнялись, безуспешно пытаясь выдавить друг из друга тревогу.

— Ты позвонила в полицию? — спросил он.

И они рассмеялись, но потом замолчали, страх и тревога застыли в воздухе, как свинец.

— Позвони, пусть они начнут поиски.

И Малин звонит в управление, ее соединяют с дежурным сержантом, это Лёвинг, она объясняет, что произошло, и он говорит: «Мы немедленно начинаем розыск. Ты можешь рассчитывать, что все тут же подключатся».

«Зак, — думает Малин. — Надо бы позвонить Заку».

Он сразу снимает трубку и тяжело дышит, и она знает, что он уже знает, чувствует всем своим телом — лишь бы не опоздать. А Янне стоит рядом с обеспокоенным лицом, словно недоумевает, что происходит.

— Малин, я уже выхожу. Остальным тоже позвоню.

— Кому остальным?

— Сундстену и Экенбергу. Шёману. Кариму.

— Но где же мы будем искать?

— Везде, Малин, везде. Я поеду в квартиру Фолькман.

— Она поймала ее.

— Да. Это очень вероятно. Скажу всем, чтобы брали с собой табельное оружие.

— И я свое возьму.

Они одновременно кладут трубку.

— Пошли, — говорит Малин Янне, достает из сейфа в спальне пистолет и прячет кобуру под тонким белым жакетом. — Мы поедем к тебе домой, посмотрим, нет ли ее у тебя.

— Сколько времени?

— Четверть десятого.

— Если бы она пошла в кино на семичасовой сеанс, то уже должна была бы вернуться.

— Может быть, одному из нас стоит остаться здесь и ждать — вдруг она появится?

Правильная мысль, Янне, но в корне неверная.

— Мы должны искать вместе, — говорит Малин. — Она наша дочь.

Затем Малин пишет записку и кладет на полу в прихожей:

Туве, позвони!

Мама и папа

64

Кто-то приближается.

Я не сплю, голова раскалывается — во всяком случае, я понимаю, что не сплю.

Я лежу на чем-то твердом и не могу пошевелиться. Что это шуршит позади меня? И запах, здесь ужасно воняет, и я не дома, где моя книга, я что — заснула под деревом?

Боль во всем теле.

Туве пытается освободить руки, но они закреплены.

Кто-то приближается.

Безликое лицо, не похожее на лицо, и я кричу, но рот у меня заткнут кляпом, я это чувствую.

Совсем близко.

Я рвусь и упираюсь.

Мама.

Папа.

Затем я ощущаю носом холод, и сон, благодатный сон.

Потому что — я ведь засыпаю?

Не что-нибудь другое?