– Нет, деревенские к этому не имеют отношения. Раньше у Бомбиста оружие было, но милиция отняла. Да и откуда бы они пистолет взяли?
– Сейчас пистолет раздобыть не штука. Кстати, у меня к вам просьба. Дайте телефон или расскажите, как добраться до местного оперуполномоченного. Как его фамилия?
– Зыкин. Он был здесь вчера, когда труп около церкви обнаружили, он его в морг увёз. Записывайте номер телефона.
– Я знаю, – сказал Никсов, доставая записную книжку, – есть версия, что убийство совершили проезжие молодцы, недавно освобождённые по амнистии.
– Василий, сознаюсь вам, что в последнее я не верю. И ещё скажу – я знаю убитого. Фамилия-имя его мне его неизвестны, но я с ним встречался. Зыкину я не признался в этом. Не до милиции мне сейчас. А вам скажу…
Никсов внимательно выслушал рассказ Флора про казино.
– А Лев Леонидович с ним точно незнаком?
– Точно. Во всяком случае, я так понял. Мы с Львом всего лишь соседи, а никак не закадычные друзья. Я, например, не могу вам сказать, были ли у него враги. Понятия не имею, какие у него проблемы, в смысле – трудности.
– И ещё вопрос – последний. В тот вечер в казино Артура не было?
15
Купание принесло облегчение, но ненадолго. Пока добрался до дома, опять весь взмок. Зной, как в Сахаре. Воздух струится, и все предметы словно колеблются, меняя очертания. Скорей бы в тень!
Никсов поднялся по ступеням на террасу и замер. На торце длинного стола – вот он, на только что нарисованном Флором плане, – закинув голову на спинку плетёного стула, сидела Марья Ивановна. Правильнее сказать – лежала: трупы не сидят. Приоткрытый рот её был окровавлен, на щеке рдела роковая отметина – видимо, рана, белый фартук на груди тоже в кровавых пятнах. Над несчастной кружили мухи. В голове вспыхнули слова Флора: «А почему вы так уверены, что стреляли именно в Лёву? В него попали, это точно. Но ведь мы можем предположить, что метились в другого человека».
Он тогда сказал: «Для отвода глаз, что ли? Начитались Честертона: спрятать бумаги среди бумаг, труп среди трупов… Сейчас так даже в детективах не пишут. Сейчас везде реальные бандиты и крутые пацаны. Им человека убить – что комара прихлопнуть…»
Ну эту-то за что? Чем могла так досадить кому-то безобидная тётушка? Чушь, конечно, но как говорится «факт на лице». Может быть, она слишком много знала? Что-то лишнее увидела, что-то ненужное подслушала…
На ватных ногах Никсов подошёл к убитой. Фу, чёрт! Идиот! Как он не заметил рядом полной корзины вишен? На коленях у мнимой покойницы стояла миска с тонущими в соке вишнёвыми косточками, безжизненная рука сжимала металлическую шпильку. Никсов осторожно тронул пенсионерку за плечо. Она тут же открыла глаза, обвела террасу мутным взглядом:
– Что? С Лёвушкой плохо? Что вы меня трясёте? Говорите наконец!
– С Львом Леонидовичем больше ничего плохого случиться не может, он в больнице, – Никсову было неловко, и он совершенно не знал, с чего начать разговор.
– Во сне видела какой-то ужас. Бегу куда-то, задыхаюсь, прячусь, а проснуться не могу. И всё как наяву. И вдруг – тыква. Огромная! А из тыквы – рука, и хвать меня за плечо. Вы не знаете, к чему во сне видеть тыкву?
– К изобилию, – с готовностью отозвался Никсов. – А ужасы во сне вполне объяснимы. Столько событий! Летние сны вообще бывают очень разнообразны.
– Что значит – летние?
– Это определение Демокрита – был такой мыслитель в Древней Греции. Может быть, помните? Он говорил: «В мире нет ничего, кроме атомов и пустоты».
– А что? Разумно. А летние сны?
– Демокрит считал, что от всех людей и предметов отлетают легчайшие оболочки. Он называл их эйделами. И во сне мы их улавливаем. Отсюда, кстати, идол, – Никсов воодушевился, а воодушевившись – успокоился, чувство неловкости прошло. – Идол – это оболочка, образ, а не сама вещь. Так вот, осенью и зимой слишком много ветров. Они перемешивают эйделы, и люди во сне видят чёрт-те что.
Марья Ивановна рассмеялась:
– Но сейчас лето. Правда, у нас в Стане иногда очень ветрено, – она облизнула выпачканные соком пальцы. – Вы, наверное, думаете про меня – бесчувственная. Племянник в больнице лежит, а бесчувственная особа пошла вишню собирать. Но ведь пропадёт, жалко!
– Вы не бесчувственная, вы хозяйственная, – с улыбкой сказал Никсов.
– Отвратительное занятие – выковыривать из вишен косточки. Я пробовала машинкой. Ничего не получилось. У моей машинки центровка испортилась. У Лёвушки любимое варенье – вишнёвое. А с косточками варить я не умею. Там какие-то тонкости с синильной кислотой. Да и невкусное оно с косточками. Вы хотели со мной поговорить? Пошли на кухню. Я руки помою, а вас кофе напою. Да вы, наверное, и проголодаться успели. И вообще, вы завтракали? Я утром в саду, так что каждый завтракал самостоятельно.