Летний детектив

Через березняк вышли к ручью, и сразу стало прохладно. Ручей бежал с угора через чащобы лозняка, черной ольхи, черемухи, двухметровых зонтичных, переплетенных хмелем, через мертвые стволы упавших ив, а потом, падая уступом, водопадом, выбирался на волю. Здесь он омывал старые корни дикой яблони, и та в благодарность кидала в его певучее каменное русло свои мелкие, горьковатые плоды. Через ручей был перекинут хилый мосток с перильцами из слег.

— Красиво… — сказал Лева.

— До одурения, — согласился Артур.

Лева именно этот мостик назначил для приватного разговора, но потом передумал. Как-то не подходила благодатная тень для суетливых, заранее приготовленных фраз. Вот уже омоем распаренные тела в реке, тогда и начнем разводить турусы на колесах.

Омыли. Вода у берега была совсем теплой, но дальше на быстротоке, можно было хорошо освежиться. Главное, не сопротивляться течению, которое волочет тебя к заросшему лозой островку. На камне с удочкой сидел Игнат.

— Клюет?

— Так себе.

— Приходите все вечером пиво пить. И этого приводите, толстого, как его… Сидорова-Сикорского.

Назад пошли той же дорогой. Не доходя до мостика, Левушка сказал:

— Здесь еще было происшествие неприятное. Кто-то мою тетку ночью напугал. Для того, чтобы ее успокоить, я сказал, что это был ты. Прости, старик, но лучшего ничего в голову не пришло.

— Это был я? — переспросил Артур. — И что же я сделал?

— Ты ночью, когда от Лидии возвращался, малость заблудился и зашарашился в теткину комнату.

— А где ее комната?

— А ты не знаешь? Ее комната — моя спальня. Она часто там ночует. Там матрас противорадикулитный. Ты туда и зашел.

— Зачем?

— Откуда я знаю! Может, закурить хотел.

— Я что — со странностями?

— Артур, войди в мое положение. У тебя зажигалка в виде пистолета. Тетка утверждает, что злоумышленник в нее целился. В моей спальне выключатель барахлит и имеет обыкновение самостоятельно включаться. Вот он среди ночи и включился. И тетка увидела якобы убийцу. Понял?

Лева настороженно посмотрел на Артура: смутился ли нет? Не разберешь, но разговор этот Артуру явно не нравился.

— Пусть это буду я, если тебе это надо, — ответил он, наконец. — Но если зажегся свет, то твоя тетя Маша должна была меня рассмотреть.

— Не рассмотрела. То ли свет ее ослепил, то ли она со страху глаза закрыла. Теперь лепечет что-то про бороду и шляпу.

— Я был без шляпы, — быстро сказал Артур. — И с бородой у меня тоеж нелады.

— Старик, ну какая разница. Главное, если что, сознайся, что это был ты.

— А что — будет разговор?

— Вдруг она решит с тобой объясниться.

— И как она будет со мной объясняться?

— Может быть, и не будет. Ладно. Забудем об этом.

— Хорошо, забудем, — пожал плечами Артур.

Солнце, косматое и страшное, наконец, спряталось за верхушками елок на дальних горках. Небо полыхало самыми разнообразными красками. Здесь были и голубизна, и бирюза, и золотые окоемки на легких облачках. Флор прямо-таки облизывался, глядя на этот закат. Сидоров-Сикорский разжигал самовар. Артур притащил ящик пива. Явилась Инна и, таращась со сна, оглядывала всех с удивлением. Лева шипел ей в ухо: «Я всех позвал. Нельзя придаваться бесконечной меренхлюндии. Очнись, пожалуйста, и всем улыбайся».

— Я улыбаюсь, — шипела Инна сквозь зубы.

Последним пришел Флор.

— А что Эрика не привел? — спросил Лева.

— Так он в Москве. Еще в пятницу уехал.

— Забавный парень, флегматичный, — заметил Лева.

— Это Эрик-то флегматичный? Да у него в душе все так и бурлит, только пар наружу он порциями выпускает. Но снопы он вяжет отлично.

— А Игнат так и сидит с удочкой?

— Нет. Он себя туалетной водой полил и навострил лыжи к женскому полу. У него тут любовь.

— В деревне-то любовь? — осуждающе заметил одноглазый Харитонов, один глаз его был скрыт повязкой, а другой — узкая щелочка в отечных веках, смотрел на мир настороженно и осуждающе. — Не понимаю я наших молодых мужчин. За тридцать лет перевалило. А они все навыданьи. Такая инфантильность! Или это наша национальная болезнь?