Нора неуклюже встала, доковыляла до кухонного стола и плюхнулась на стул, положив на другой больную ногу. Руби все еще сидела на полу, понурив голову. Глядя на дочь. Нора внезапно поняла, что нет более жестокого и многозначительного молчания, чем то, которое наступает после короткой фразы «Я тебя люблю». В детстве она ждала и не дождалась этих слов от отца. Затем целую вечность мечтала услышать их от мужа. И вот теперь, похоже, ей снова суждено ждать. А она-то думала, что отношения с Руби складываются прекрасно…
Нора отодвинула газету.
– Хочешь кофе?
Ее голос звучал спокойно, ровно. Словно в порядке вещей было сидеть вдвоем на кухонном полу среди осколков желтого фаянса.
Руби посмотрела ей в глаза:
– Не надо.
Нора увидела, что дочь плачет, и растерялась.
– Руби, что случилось?
– Не притворяйся, что ты этого не говорила, прошу тебя.
Нора не представляла, как ответить. Руби встала и ушла на второй этаж. С замиранием сердца Нора прислушивалась к ее шагам.
Вскоре Руби снова вошла в кухню с чемоданом в одной руке и папкой бумаг в другой.
– Извини. Я думала, что уже могу сказать тебе эти слова, – покаянно произнесла Нора.
Руби разжала пальцы, чемодан упал на пол с глухим стуком, от которого вздрогнули оконные стекла.
– Дорогая… – невольно вырвалось у Норы.
– Проблема заключалась не в том, чтобы забыть и простить, – медленно проговорила Руби. Слезы выкатились из ее темных глаз и полились по щекам. – Мне понадобилось много времени, чтобы это понять. А теперь уже слишком поздно.
Нора нахмурилась:
– Не понимаю.
– Я люблю тебя.
Руби говорила так тихо, что сначала Нора подумала, будто ослышалась.
– Ты меня любишь? – недоверчиво переспросила она.
Казалось, Руби вот-вот упадет.
– Только попытайся понять, ладно?
– Но…
Руби шмякнула на кухонный стол стопку желтых листков.
– Я потратила всю прошлую ночь, чтобы сделать для тебя копию.
Нора внимательно наблюдала за дочерью и едва взглянула на листки.
– Что здесь?
Руби попятилась и остановилась рядом с чемоданом.
– Прочти, – попросила она.
Нора пожала плечами и пододвинула к себе блокнот.
– Боюсь, что без очков не разберу.
Нора резко подняла голову.
Руби плакала, да так горько, что у нее дрожали плечи, а щеки стали ярко-розовыми.
– Э-это статья д-для журнала «Кэш».
Нора прерывисто вздохнула. Она знала, что в глазах отражаются вес ее чувства: боль предательства, саднящая печаль и… да, гнев.
– Как ты могла?
Руби зажала рот рукой, схватила чемодан и выбежала из дома.
Нора услышала шум двигателя, потом шорох покрышек по гравию. Казалось, звуки доносятся откуда-то из невероятного далека. И снова стало тихо.
Нора старалась не смотреть на желтые страницы, исписанные голубыми буквами, но ничего не могла с собой поделать. Страшные, ненавистные слова, казалось, прыгали на нее с бумаги.
«Я ненавижу свою мать».
Нора снова взяла блокнот и продолжила чтение. Руки у нее дрожали.
Прочитав всего несколько фраз, она расплакалась.
У самого конца подъездной аллеи Руби резко затормозила. Она снова убегала, но на этот раз ей негде было скрыться, оставалось только идти до конца. Она повела себя как эгоистка и теперь не имеет права оставить мать одну в пустом доме. Она дала задний ход, немного проехала в обратную сторону, остановилась и вышла из мини-фургона. Пересекла по тропинке цветущий сад и оказалась на краю берегового откоса. Она могла бы спуститься к воде и сесть на свой любимый камень, но туда Норе на костылях не добраться. А Руби хотела, чтобы мать ее видела. Закончив читать, она наверняка выйдет на веранду, это ее любимое место, и тогда обнаружит свою дочь на краю откоса.
Руби села на траву. Стоял прекрасный солнечный день, острова казались разноцветной мозаикой – голубое небо, зеленые лесистые берега и синее, с серебристым отливом, морс, покрытое легкой зыбью.