Летний остров

Дин отвернулся от окна. На какое-то мгновение вид брата его ошеломил. За последние несколько дней это случалось не впервые: временами состояние больного ухудшалось так резко, что перемена заставала Дина врасплох. Эрик еще больше похудел, как-то съежился, улыбка на его лице стала редкостью. Казалось, он уставал уже оттого, что дышал, а обезболивающее помогало лишь ненадолго.

– Мы можем выйти из дома? – спросил Эрик. – Кажется, денек очень хороший.

– Конечно.

Дин выбежал во двор, чтобы все приготовить. Он поставил в тени старого земляничного дерева шезлонг и развернул его так, чтобы Эрику было видно море. Потом вернулся, закутал брата в толстый плед и на руках вынес на улицу. Эрик сделался невесомым, не тяжелее маленького ребенка.

Дин бережно усадил больного в шезлонг. Эрик откинулся на спину, утонув в подушках, и закрыл глаза.

– Как же приятно, когда пригревает солнышко!

Дин посмотрел на брата. Лицо его было повернуто к солнцу. Дин видел перед собой не худого лысеющего молодого человека, закупанного в разноцветный плед, он видел храбрость в самом чистом, концентрированном, виде.

– Я сейчас вернусь.

Он сбегал к себе в комнату, взял фотоаппарат, зарядил его черно-белой пленкой, вернулся во двор и начал снимать.

Эрик открыл глаза. Ему потребовалась минута, чтобы сфокусировать взгляд, и еще несколько, чтобы сообразить, что это за серебристая коробочка в руках у Дина. Наконец он ахнул и приподнял слабую руку.

– Господи, Дино. Не надо никаких фотографий! На этом ложе я выгляжу паршиво.

Он отвернулся. Дин опустил фотоаппарат, подошел и присел на корточки рядом с шезлонгом.

– Будет тебе. Ты настоящий красавчик. Почище Тома Круза.

Эрик повернулся.

– Когда-то я был мужик хоть куда, – заявил он с лукавой улыбкой. – А ты дождался, когда я стал походить на страшилище, и тогда решил меня сфотографировать.

Дин погладил влажный лоб брата. Он чувствовал, что Эрик уже устал.

– Дружище, я пропустил много лет, не могу же я упустить и этот момент. Мне нужно… я хочу, чтобы у меня остались твои снимки.

Эрик потер глаза и простонал:

– Дерьмо.

– Знаешь, что я вижу, когда смотрю в объектив? Героя.

Эрик открыл один глаз и улыбнулся:

– Что ж Феллини, давай крупный план, я готов.

Дин дощелкал всю пленку, положил фотоаппарат на столик и лег на траву рядом с шезлонгом.

– Как ты думаешь, скоро они вернутся?

– Со дня на день. – Дин перевернулся на бок и посмотрел на брата. – Руби стала знаменитостью. Помнишь, мы вчера видели ее по телевизору? Она всю жизнь об этом мечтала.

– Ну да, а я мечтал слетать в космос. А потом как-то раз в парке аттракционов покатался на «комете», и мне этого хватило.

– Мне кажется, Руби необходима слава.

Эрик изменил позу, невольно застонав от этого движения, и спросил:

– Ты так думаешь?

– Несколько лет назад я встречался с одной супермоделью и наблюдал шоу-бизнес вблизи. Когда тебя все любят, это вскружит голову кому угодно.

– Это не любовь.

– Да, – не очень уверенно согласился Дин.

– Дружище, я знаю, что такое любовь. Руби обязательно к тебе вернется, а если нет, значит, она слишком глупа.

Дин сел. Эрик коснулся единственной темы, которую они всегда старательно обходили стороной. Дину не хватало духу спросить самому, а Эрик был слишком осторожен, чтобы завести разговор. Но несказанное всегда стояло между ними. Поначалу оно было размером с валун, сейчас – всего лишь с булыжник, но все равно никуда не делось.

– Скажи, как у тебя было с Чарли?

Эрик издал негромкий возглас удивления.

– Ты уверен, что хочешь это знать?

– Уверен.

Лицо Эрика преобразила трогательная улыбка, он сразу помолодел.

– Я смотрел на Чарли и представлял свое будущее. Хотя чувствовал, что поступаю неправильно, что мне полагается связывать свое будущее с какой-нибудь особой женского пола. Я не хотел быть геем. Я отдавал себе отчет в том, насколько это будет трудно, что это означает отказ от «американской мечты»: дети, собственный дом в пригороде и все такое. Меня разрывало на части.

Дин раньше никогда не задумывался о том, что в действительности означает быть геем. Как тяжело человеку выбирать между тем, что он есть, и тем, чем ему, по общему мнению, полагается быть.

– Боже правый… мне искренне жаль.

– Мне хотелось поговорить с тобой об этом, но тебе было всего шестнадцать. Я боялся, что ты меня возненавидишь, поэтому помалкивал. Однако в конце концов чувства к Чарли перевесили все остальное. Я его так любил!.. Когда он умер, вместе с ним умерла часть меня, очень важная часть.

– Без Норы я бы не сумел через это пройти, она все время была со мной. – Эрик закрыл глаза и замолчал, слышалось только его неровное дыхание. Затем он вдруг проснулся и подался вперед: – Куда девался мой ластик?

Дин тронул брата за локоть:

– Он на кухонном столе, я принесу.

– А-а… – Эрик сразу успокоился и снова откинулся на подушки. – Как ты думаешь, скоро они вернутся?

– Со дня на день.