Летний остров

Дину хотелось, чтобы голос звучал не так глухо. Он попытался улыбнуться.

– Не надо, братишка, не старайся ради меня.

– Не стараться… что?

– Не пытайся притворяться, что ты не шокирован моим видом. – Эрик протянул дрожащую руку, взял с прикрепленного к кровати подноса розовую пластмассовую чашку с соломинкой и стал медленно пить. Затем он поднял голову.

Глаза у него слезились, но Дина поразило их выражение: душераздирающая честность. – Не думал, что ты приедешь.

– Разве я мог не приехать? Тебе нужно было сказать мне… раньше.

– Как я когда-то признался, что я гей? Поверь, братишка, я давно понял, что мои родственники плохо воспринимают дурные новости.

Дин боролся со слезами, но проиграл и сдался. Это были слезы, которые проникают в самое сердце. Он почувствовал жгучий стыд. Раскаяние, сожаление, скука, предвкушение, целеустремленность – вот чувства, которые вели Дина по жизни. С этими чувствами он умел справляться, умел ими манипулировать и их компенсировать. Но чувство, которое Дин испытывал сейчас, было для него новым: тошнотворное ощущение, что он плохой человек, ведь он глубоко ранил своего брата, знал об этом и ничего не сделал, чтобы исправить положение. Эрик слабо улыбнулся:

– Но сейчас ты здесь. Этого достаточно.

– Нет, ты так долго болел… один.

– Не важно.

Дину хотелось убрать с влажного лба Эрика жидкие пряди волос, ободрить его своим прикосновением, но, когда он потянулся к нему, руки дрожали, и он опустил их. Он так давно никого не утешал, что даже не помнил, когда это случилось в последний раз.

– Нет, важно, – сказал он охрипшим голосом.

В эту минуту Дин отдал бы что угодно за возможность стереть прошлое, вернуться в то давнее воскресное утро, услышать от брата то злополучное признание и просто порадоваться за него. Но как это сделать? Как могут два человека вернуться в прошлое и развязать запутанный узел, который затягивали каждое мгновение своей жизни?

Эрик улыбнулся и сонно попросил:

– Братишка, просто поговори со мной. Просто поговори, как бывало.

Глава 5

Среди ночи зазвонил телефон. Руби застонала и посмотрела на часы, плохо видя спросонья. Пятнадцать минут второго.

– Проклятие!

Наверняка звонит какой-нибудь репортер. Она протянула руку через пустую половину кровати, схватила трубку, потом перекатилась на спину и буркнула:

– Ну кто там еще?

– Ты очень любезна.

Руби сонно рассмеялась:

– Каро, это ты? Извини, я думала, звонит очередной стервятник из «Тэтлера».

– Мне они не звонят. Конечно, я же не сделала себе карьеру, оплевывая мать.

– Это не бог весть какая карьера.

Руби прислонилась спиной к грубо оштукатуренной стене. В трубке было слышно, что на другом конце провода заплакал ребенок, точнее, завыл на высокой ноте. Такой звук могла выдержать только собака.

– Господи, Каро, как ты там живешь? Наверное, все время глотаешь таблетки от мигрени. Неужели младенец Иисус тоже так скулил?

– Мама попала в автокатастрофу.

Руби ахнула:

– Как это произошло?

– Не знаю. Знаю только, что она в Бейвью. Кажется, вела машину в пьяном виде.

– Но она же не пьет… то есть раньше не пила.

Руби отбросила одеяло и встала, сама не зная зачем, просто испытывая внезапную потребность двигаться. Прижимая к уху трубку радиотелефона, она прошла в темную кухню и посмотрела в просвет между занавесками на ночную улицу. Розовая неоновая вывеска мигала и потрескивала. Руби провела рукой по влажным от пота волосам.

– В каком она состоянии?

– Не знаю. Завтра утром я отвезу детей к свекрови и сразу же помчусь в больницу. Но я не хочу делать это в одиночку. Ты приедешь?

– Даже не знаю. Моя машина…

– Руби, для разнообразия подумай о ком-нибудь, кроме себя! Возможно, мама умирает!

Руби тяжело вздохнула:

– Ладно, приеду.

– Я позвоню в «Аляска эрлайнз» и закажу тебе билет по своей кредитной карточке. Ты получишь его у регистрационной стойки.

– Можешь этого не делать, у меня появились деньги.

– У тебя? Здорово!

– Завтра днем я буду на месте.

Повесив трубку, Руби стала расхаживать взад и вперед по комнате, обхватив себя руками. Она не могла остановиться. Руби всегда злилась на свою так называемую мать, пожалуй, даже не могла припомнить момента, когда она ее не ненавидела. А последние несколько дней только подлили масла в огонь. Но тут эта авария… Воображение Руби рисовало картины одна другой ужаснее. Паралич… повреждение головного мозга… смерть.

Она закрыла глаза и не сразу поняла, что мысленно молится.

– Прошу тебя, позаботься о ней, – прошептала она и, помолчав, добавила непривычное для себя слово: – Пожалуйста.

Проснувшись утром, Нора в первый момент испытала острый, леденящий душу страх. Она лежала в незнакомой, скудно обставленной комнате, на чужой кровати.

Затем она все вспомнила.

Она попала в автокатастрофу. Ее везли на «скорой помощи»… красная мигалка… металлический вкус крови во рту… удивление, появившееся на лице молодого медбрата, когда он понял, кто его пациентка.

Потом были врачи. До и после того, как ей делали ре рентгеновский снимок, с ней говорил ортопед. «Серьезный перелом выше щиколотки, трещина в кости ниже колена, растяжение запястья».