Эрик улыбнулся:
– Настолько плохо даже в первом классе? Не забывай, что ты говоришь с бедным школьным учителем, которого к тому же лишили наследства.
– Извини, я просто пытался поддержать беседу.
– Не надо. Я умираю, мне не нужно убивать время светской болтовней. Дин, всю нашу взрослую жизнь мы говорили обо всем, кроме того, что на самом деле важно. Я понимаю, это наследственное, но у меня больше нет времени на ерунду.
– Если ты еще раз напомнишь мне, что умираешь, клянусь Богом, я сам тебя убью! Неужели ты думаешь, что я могу забыть?!
Эрик рассмеялся:
– Слава Богу! Впервые за десять лет ты заговорил как брат, которого я знал. Приятно сознавать, что он до сих пор жив.
Дин немного расслабился.
– А я рад твоему смеху. Давно его не слышал.
Он неторопливо подошел к комоду, на котором в беспорядке стояли фотографии. В основном это были детские снимки Эрика и Дина, но был один, на котором, обнявшись, стояли трос – Эрик, Дин и еще один мальчик, член их футбольной команды. Все это выглядело вполне заурядно, но сейчас, глядя на Эрика, Дин не мог не задуматься. Неужели разница между ним и братом существовала уже тогда, просто он не замечал очевидного?
– Лучше бы я никогда не говорил тебе, что я гей.
Эрик словно прочитал его мысли. Дин пока не подготовился к подобному разговору, но у него не было выбора. Эрик бросил его в холодную воду, на глубину, и теперь ему оставалось только плыть.
– Довольно трудно сохранить в тайне, что живешь с мужчиной.
– Люди постоянно это делают… то есть хранят тайну. Но я был так наивен, что мне хотелось с тобой поделиться. – Эрик приподнял голову с подушки и посмотрел на Дина. – Я знал, что родители с этим не смирятся, но ты… – Его голос дрогнул. – От тебя я такого не ожидал. Ты разбил мне сердце.
– Я не хотел.
– Ты перестал мне звонить.
Дин вздохнул, думая, как объяснить брату.
– Ты уехал в колледж и поэтому не знал, что здесь творилось. А у нас разыгралась драма под названием «Распад семьи Бридж». Событие попало на первые полосы всех газет. А потом… мы с Руби расстались.
– То-то я гадал, что между вами произошло. Я думал…
Эту рану Дин пока не был готов бередить.
– Было чертовски скверно, – быстро сказал он. – Я позвонил матери и потребовал, чтобы меня перевели в Чоут, где, заметь, я столкнулся с кучкой чванливых надменных богатых деток. Мне там страшно не понравилось. Я не мог ни с кем подружиться. Но каждое воскресенье вечером мне звонил брат, и я всю неделю жил ожиданием этого часа. Ты был не просто моим лучшим другом, ты был единственным. И вот однажды ты забыл позвонить. – Дин вспомнил, как целый день прождал у телефона. Это повторилось и в следующее воскресенье, и через неделю. – Когда ты наконец позвонил, то рассказал про Чарли.
– Ты чувствовал себя покинутым, – тихо сказал Эрик.
– Не только. Мне начало казаться, что я вообще тебя не знал, что все, что ты говорил мне раньше, было враньем. Ты же хотел говорить лишь о Чарли. – Дин пожал плечами. – Мне было семнадцать, я страдал от разбитого сердца. Думаешь, мне нравилось слушать про твою любовь? И конечно, мне было трудно смириться с мыслью, что ты полюбил мужчину.
Эрик откинулся на подушки.
– Когда ты перестал отвечать на мои звонки, я решил, что ты меня возненавидел. Позже ты стал работать в семейной фирме, и я сбросил тебя со счетов. Я никогда не думал, каково приходится тебе. Извини.
– Я тоже прошу прощения.
– И куда заведут нас эти извинения?
– Кто знает? Сейчас я здесь, разве этого не достаточно?
– Нет.
Дин вдруг понял, чего добивается Эрик.
– Ты хочешь, чтобы я вспомнил, какими мы были? Вернуться в прошлое, а потом наблюдать, как ты умираешь? По-моему, не слишком удачный план.
Эрик протянул руку и накрыл пальцы брата своими – холодными, дрожащими.
– Мне хочется, чтобы, пока я жив, хоть кто-нибудь в семье меня любил. Неужели я прошу слишком многого? – Он закрыл глаза, видно, разговор отнял у него последние силы. – Черт! Кажется, я слишком тороплю события. Мне нужно время, будь оно проклято. Ты можешь сделать одну вещь? Можешь просто посидеть со мной, пока я не засну?
– Конечно. – Горло Дина сжал спазм.
Эрик заснул, но, даже когда его дыхание выровнялось, а рот приоткрылся во сне, Дин оставался в комнате. Он по-прежнему не знал, что сказать брату, когда тот проснется. Он готов был отдать все свое состояние – да что там состояние, нес, чем он владел или мог взять взаймы! – в обмен на то, что раньше не особенно ценил. На то, в чем Эрик больше всего нуждался. На время.
Допрыгав на одной ножке до туалета и вернувшись обратно, Нора запыхалась, у нее закружилась голова. Она перебралась на кровать и прислонилась спиной к шаткой деревянной спинке. Нора понимала, что должна обращаться с Руби очень бережно, считаться с ее болью. При этом она никогда не забывала, что сама стала причиной этой боли. Она понимала, что Руби нельзя торопить, нужно дать ей возможность сделать первый шаг к примирению. Как бы Норе ни было трудно и горько, она не собиралась идти напролом и форсировать события.