Летний сад

– Чего носы повесили?

– Вовремя приходить надо!

– Какие строгости, Сереженька! – пара Красин-Кисс сложилась после окончательного ухода из «Аленушки» Переплета-Акентьева. – Или теперь, при совместной жизни, у нас всегда так будет: кто не успел – тот опоздал?

Красин насупленно замолчал.

– Губит людей не пиво… – философская последовательность Сагирова несколько ослабила напряжение. – Слушай, прекрасное созданье…

В кратком изложении Костика просвещение припозднившейся Кисы не заняло много времени. В основном, это касалось уже решенных технических вопросов, к каковым относились: изготовление транспарантов «СВОБОДУ КИРИЛЛУ МАРКОВУ», место и время проведения, да флотский вымпел «СБОР ВСЕХ ЧАСТЕЙ», закрепленный на стволе старой береговой липы – явочный сигнал для всех участников. Где было творчество таинственной англичанки, а где романтическая самодеятельность Иволгина, не уточнялось, но, слушая рассказ, Кисс снисходительно улыбалась.

Несколько раз в темных глазах девушки вспыхивали россыпи золотистых и зловещих искорок, а ее веки многозначительно и недобро сужались. Происходило это именно в те моменты, когда Сагиров, старавшийся беспристрастно говорить об отношениях между Джейн и Кириллом, а также о причинно-следственных связях в семейной драме Марковых, выдавал интонацией свое смущение. Домовой именно в эти моменты отводил глаза, а Серега, сжав на столешнице огромные кулаки, сидел не шелохнувшись.

– Н-да, а говорят, – девушка пригубила пива из красинской кружки, – что мужики умные.

– Ты это о чем?

– Да о своем, Сереженька, о девичьем. – Голос девушки, с глумливой ленцой, изрядно смутил всю троицу.

«Она в такие моменты на рысь похожа – значит, до сих пор любит Кирилла. Я так и знал, что тогда с Акентьевым это у нее напускное было, бравада одна была. Говорил же Косте, не надо ее втягивать…» – Дим-Вадим поискал моральной поддержки в сагировском взгляде. Костик, видно, устав малодушно смущаться, ответил обычной открытой улыбкой. Мол, все нормально, не энурезничайте, доктор! Папирус не тонет. Серега же молча потягивал пиво.

– Вот непонятно мне, молодые люди, – Кисс нарочито медленно, грациозно и эротично обняла могучее плечо Красина. Нежно куснула мочку исполинского уха и, призывно стрельнув глазами, хрипловатым голосом закончила вопрос: – Вы тут собрались былое вспоминать или про будущее думать? Если кому интересно: мы с Марковым для того и расстались, чтобы каждый мог начать новую жизнь. Но соображение мое будет следующее: зачем так патетически все усложнять?

Иволгин всем корпусом подался вперед. Сагиров подмигнул смущенному, с заалевшими щеками Красину.

А Киса, нарочито продлив паузу еще с полминуты, вновь обескуражила заговорщиков вопросом:

– Слушай, Серега, а ты меня действительно любишь?

Вопрос прозвучал бесстрастно и серьезно. Щеки Красина запунцовели еще сильнее, и впервые в жизни он решительно и при свидетелях заявил о своих чувствах:

– Скажи, чего нужно, – все сделаю.

* * *

В среде дискотечного ленинградского бомонда Светочка-Кисс и ее нынешний бойфренд Серега Красин были людьми известными и некоторым образом популярными.

Собственная квартира и отблески славы бывших друзей составляли основу известности Кисы, которую теперь многие, с легкой руки Маркова, именовали Кисс. Явление это было во многом неоднозначное: масштабы известности, безусловно, тешили ретивое юной дискотечной львицы, но вот порожденные ею слухи и необоснованные надежды иных молодых людей зачастую пренеприятно огорчали. Но Кисс, с головой уйдя в мерцающий мир советской танцевальной площадки, воспринимала издержки своего положения стоически – они отвлекали девушку от собственных больших и малых трагедий, предельно разнообразя не только праздники, но и будни.

Обостренное чувство поистине автоматической справедливости выделяло Серегу Красина из общего ряда городских вышибал. Стоя при входе в «Аленушку», он был бесконечно далек от упоения своей властью над страждущим культурного досуга народом и, как актер Луспекаев в известном кинообразе, был совершенно равнодушен к мзде во всех ее проявлениях. Неадекватного посетителя, невзирая на чины и звания, неминуемо настигала карающая красинская рука. Именно ему молва приписывала известный афоризм: «На дискаче, как и в бане, все равны».

Красин и Кисс продолжительное время поддерживали приятельские отношения без малейшего намека на интимную близость. И только однажды ночью ситуация радикально изменилась, когда припозднившемуся с работы Красину самым натуральным образом пришлось «отбить» Кису у агрессивных «товарищей с Востока», запримеченных «жестоко танцующими» чуть раньше, в «Аленушке».

Они сами не заметили, как разоткровенничались по дороге к дому Кисы. С уходом Акентьева, исчезновением Маркова и отъездом Сагирова закончилась определенная эпоха в жизни дискотечного заведения и, увы и ах, в их жизни тоже. Обоим не хватало общества людей, которые ввели их в этот мерцающий мир, и оба чувствовали себя покинутыми.