Летний сад

И пусть не грозится Волковское кладбище своими прыгающими крестами и съежившейся оградкой – ее не запугаешь, она все решила! И быть того не может, чтобы сын ничего не знал о планах своей ненаглядной женушки! А может быть, это был их совместный план? Ведь тогда, с Марковым и англичанкой, она была в курсе всех дел… Да, только так – он все знал! Знал и вместе с ней обманывал!

Вадим читал толстенный том Манновских хроник короля Генриха IV. Верочка первый раз за последние дни смогла уснуть глубоко и спокойно, но он, нет-нет, да посматривал на спящую Верочку озабоченным тревожным взглядом. Он машинально отметил, что вернувшаяся с работы мать слишком сильно хлопнула дверью. Из комнаты, которую занимали Иволгины-старшие, донеслись странные звуки: приглушенные всхлипывания, скрип мебельных створок, небрежно сдвигаемых кресел. Домовой отложил книгу и задумался. Странные звуки тем временем переместились в коридор и заполнили все квартирное пространство. «Похоже на экстренные сборы… Отпуск? Но почему меня никто не предупредил? Странно, тогда по какой причине плач? Что-нибудь случилось?» Верочка завозилась в кроватке, тихонько застонала. Иволгин аккуратно приблизился к постельке ребенка и совсем уже было занес руку, чтобы поправить сбившееся одеяльце, как в коридоре раздался оглушительный грохот. Головка дочери беспокойно метнулась на маленькой подушке, и Вадим замер. «Неужели разбудит? Взрослый человек, ученый… Ладно, лучше один раз увидеть». На цыпочках, болезненно морщась при каждом скрипе половиц, он вышел из комнаты.

– Мама, я тебя очень прошу, Верочка спит. Ты же знаешь…

Выйдя в коридор, Вадим не видел лица матери и просьбу свою адресовал практически в никуда, в распахнутые дверцы стенного шкафа, за которыми, судя по звукам, и находилась мать.

– Да, я знаю! Я много знаю! – разгневанная Гертруда Яковлевна покинула нишу. Вадим еще никогда не видел мать такой – сбившаяся прическа, лицо в багровых пятнах, опухшие от слез глаза. Обеими руками она держала огромный дорожный чемодан. – Я даже знаю, кого мы с отцом воспитали! Эгоиста, труса, двуличного лжеца, в котором нет ни капли гордости! Самого настоящего предателя, способного предать родителей, но это ладно – сами виноваты, что не можем рассчитывать на твою благодарность! Но как ты мог предать собственную страну?! Как ты мог предать доверие людей, столько сделавших для тебя?!

– Мама, но я ничего…

– Все ты очень даже «чего»! – истерично кривляясь, передразнила Гертруда Яковлевна.

Вадим вспылил. Он вплотную шагнул к матери и громким шепотом, задавая тональность неминуемому скандалу, произнес:

– Я согласен выслушивать все, что угодно. Но без криков и шума! Верочка спит, и я не позволю ее тревожить!

– Я-я-я-я-я! Последняя буква в алфавите! Я… Ты – сволочь, сволочь и гад! И твоя подстилка – тоже! – Гертруда Яковлевна грохнула чемодан на пол, медленно сползла по стене на подкосившихся ногах и, осев на полу, тоненько, в голос, завыла.

– Мама! – Вадим кинулся к ней.

– Прочь! Прочь от меня! – кошкой шипела мать. – Я ненавижу тебя! И твою сучку! И вашего ребенка! Вы сломали мою жизнь!

– Ты можешь говорить про меня все, что тебе угодно. Но не смей трогать мою жену и дочь!

– Ха-ха-ха! Жену! Дочь! – Гертруда Яковлевна кулачками утерла слезы и с горящими от ненависти глазами обратилась к сыну: – Ты хочешь сказать, что я, честный советский человек, уважаемый всеми, кроме тебя, не имею права даже слова сказать про эту дрянь, что бросила тебя и осталась в Англии? Так знай же, что она обманывала и тебя! Даже беременная она путалась с мужиками и не считала нужным этого скрывать!

– Мама, что ты говоришь!

– «Мама!» Да она на глазах у всех лизалась со своими кобелями прямо перед домом! Ну, что скажешь, му-же-нек? Или тоже побежишь в английское посольство просить политического убежища?! Беги! Брось на опозоренных родителей вашего ублюдка, пусть твоя мать выкормит еще одну гниду!

– Этого не может быть… – только и смог вымолвить потрясенный Вадим.

– Может, очень даже может. Запомни, у нас с отцом больше нет сына! Живи, как знаешь и где хочешь. Здесь или в Англии у своей потаскухи, если только ты ей еще нужен, в чем я сильно сомневаюсь. Но про нас с отцом забудь! Все!

Гертруда Яковлевна бодро поднялась на ноги и, подхватив чемодан, скрылась в свой комнате.

Иволгин в полной прострации побрел к себе. В голове было пусто, тело стало безвольным, ватным, чужим. Верочка по-прежнему спала. Вадим опустился в кресло, машинально положил на колени Манна и тупо уставился в печатный текст. Потом он слышал, как вернулся с работы отец, как мать за стеной в чем-то убеждала его и как через некоторое время родители покинули квартиру.