Присутствующие за столом внимательно слушали речь наркома, понимая, что сейчас им сообщают горькую правду без пропагандистских преувеличений и прикрас.
- Только у Рокоссовского на Центральном фронте всё идёт по плану. - Продолжил Берия, пытаясь поделиться тяжким грузом проблемы с людьми, которые гарантированно будут хранить данную тайну. - Катуков всю Верхнюю Силезию захватил. Обошёл Бреслау, добрался вдоль железной дороги до Лигнице, но вынужден был остановиться и перенаправить удар на север в сторону Познани, где войска Западного фронта забуксовали. А без танкового тарана и Рокоссовский начал осторожничать, подчищает тылы, захватывает города, обкладывает Бреслау двойным кольцом, прикидывает, как его брать. Наступление практически остановилось. - Берия поправил пенсне. - Так что, эта бомбардировка была необходима. Решение сам Верховный принимал, он же и приказал использовать всё пять боеготовых боеприпасов. Чтобы уж гарантированно.
А вот дальше разговор пошёл в таком направлении, что Андрей понял - его окончательно переводят в разряд своих, причём в один из верхних рядов, что удивляло после долгого использования личности комиссара Банева только в качестве консультанта и инженера. Впрочем, он не возражал, помня о том, что с большей высоты больнее падать.
- Нам сейчас никак нельзя останавливать наступление. - Продолжил Берия. - Наметился новый союзник, который нам жизненно необходим. Воевать против всего мира задача непосильная даже для нас. А тут американцы сами, без нашего давления, прислали предложение обсудить "возможные направления сотрудничества в борьбе с врагами всего человечества". - Берия опять прочитал фразу из очередного документа, которые он периодически добывал из своей папки. - Как видите пока ничего конкретного. Но! - Нарком поднял палец. - В САСШ близятся выборы. А простые люди на улицах открыто называют СССР своим союзником в будущей войне. А не считаться с мнением избирателей Рузвельт не сможет.
Андрей поморщился. У него было своё мнения о симпатиях и антипатиях американцев. Как и об умственных способностях данного народа. Берия заметил это движение и повернулся в его сторону.
- Зря морщишься, Банев. Это не те американцы, которых ты в своих докладах описывал. Эти ещё умеют и работать и думать. И своё слово сказать могут, когда потребуется. А японцы американский флот в Пёрл-Харборе так сильно потрепали, что даже до самых откровенных идиотов в Конгрессе начало доходить - война будет долгой и тяжёлой. - Берия вдруг улыбнулся. - К тому же, нам помог наш заклятый друг - фюрер германского народа. - Видя непонимание в глазах собеседников, нарком пояснил. - Вчера вечером Гитлер объявил войну САСШ, исполняя свой долг союзника перед Японией.
Андрей на этот раз откровенно удивился. Вот ведь дурак. В разных реальностях наступать на одни и те же грабли. Ладно, в его реальности Вермахт стоял под Москвой и начавшееся наступление Красной Армии из Берлина казалось всёго лишь частной операцией, несмотря на панические вопли фронтовых генералов. Но здесь бои идут в Польше, советские войска прорвались к Рейху. Союзников у Германии практически нет. А он объявляет ещё одну войну самой мощной стране мира.
Хотя, непродолжительное раздумье всё поставило на свои места. Это всего лишь панический вопль из Берлина. Придите и спасите! Пока русские не пришли первыми!
Стоит высказать это замечание, но позднее. Не следует прерывать Берию во время рассказа.
А нарком продолжал.
- В этой операции, правда косвенно, отметился Банев. - Он усмехнулся, глядя на поражённого до глубины души Андрея. - Правда, другой. Старшина Банев.
Нарком протянул Андрею извлечённый из стола иностранный журнал с красочной цветной обложкой, где на фоне тридцатьчетвёрки красовался боец с петлицами старшего сержанта, в котором Андрей спустя несколько секунд узнал своего деда, знакомого по старым фронтовым фотографиям и недолгой встрече в Польше почти два месяца назад. Было у этого Банева аж два ордена и медаль, что у реального Андреева деда появилось только к концу третьего года войны. На фотографии был он изображен с какой-то симпатичной девахой в камуфляже. Был в обычной гимнастёрке и только танкистский шлем, лихо заломленный на голове, обозначал принадлежность к танковым войскам.