Николай Димчевский
ЛЕТНИЙ СНЕГ ПО СКЛОНАМ
1
Едва простор коснется глаз, только почувствуешь запах талого снега и мокрой хвои, чуть увидишь человека, сумевшего вжиться в неоглядное пространство суровой земли — захватывает жажда запомнить все, оставить себе. Потом увиденное и услышанное долго перебраживает, перекипает, перегоняется — вершится непонятная алхимия, чтобы вдруг однажды из-за почти неуловимого всплеска памяти рука начала прочерчивать контур лиц, характеров и событий...
Все вырастает из увиденного и прочувствованного. Сейчас, перелистывая страницы, случайно цепляясь глазами за строки, переносишься в простор, видишь людей, и ныне продолжающих дело, за которым застал их когда-то... Геологи Ангары, оленеводы Полярного Урала, первые строители Хантайской гидростанции, речники Енисея и Лены, моряки Тихого океана, работники заповедника под Красноярском, строители моста через Обь... Когда был с ними, не знал, напишется ли о них — просто был и жил вместе, проникался чувством судеб и просторов — чувством, без которого невозможна достоверность, точность. И, странно, лишь через годы вдруг высвечивалась в памяти какая-то деталь, тогда, казалось, малоприметная, и за ней вытягивалась нить повествования. Именно деталь, малая черточка, но в ней-то и таилось чувство — основа живости впечатлений, убедительности рассказанного. Можно написать очерк, где все будет точно — и месяц, и год, и имена людей, и все ж он окажется мертворожденным. А причина в том, что в нем не бьется сердце, в него не вложено чувство. Отчет о событии — дело газетной корреспонденции. Очерк же в сущности не отличается от рассказа. В нем не обязательна даже точность хронологии и имен, в нем важна верность видения события, людей и места, подлинность чувства, передаваемого читателю. Читающий должен как бы пожить вместе с героями, примерить себя к их условиям и, возможно даже, решить — по душе ли ему их судьбы, их профессии, их быт и природа, их окружающая, стоит ли к ним присоединиться для реальной уже, а не мысленной только совместной жизни...