Летним вечером в подворотне

Царапин задержал дыхание и, как в тире, аккуратно, с упора, вдолбил ему заряд точно в середину груди. Тот ещё падал, медленно сламываясь в поясе, когда у ворот сухо, один за другим, треснули два пистолетных выстрела. Это палил из «макарова» выбежавший на звуки стрельбы лейтенант Акимушкин.

Царапин перепрыгнул через скамейку, пистолет в руке Акимушкина дёрнулся в его сторону, но, к счастью, лейтенант вовремя узнал своего оператора.

И вот тут она выскочила из зарослей. Петров не соврал – тварь действительно была очень похожа на огромную фалангу – мохнатый отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин успел выставить ногу, и металлически поблёскивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук. Царапин в ужасе топтал её, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка была мёртвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную гладкую спину штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в лицо ударило песком – хорошо, что хоть зажмуриться догадался… Возле ног выбило хорошую яму, а фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно ползла по кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.

Сзади раздался предупреждающий крик лейтенанта. Сержант обернулся и увидел, что прямо в лицо ему летит вторая такая же тварь. Он отбил её на песок штыком и расстрелял в упор.

Выставив перед собой карабин и не сводя глаз с чёрных спутанных джунглей янтака, Царапин пятился до тех пор, пока не поравнялся с Акимушкиным. Теперь они стояли спиной к спине.

– Где Левша? – отрывисто спросил лейтенант.

Царапин молча ткнул подбородком туда, где догорало то, что осталось от рядового Левши.

Акимушкин взглянул – и, вытянув шею, подался вперёд.

– Кто это? – Голос лейтенанта упал до сдавленного шёпота. Глаза выкатились и остекленели. – Царапин, что они с ним сделали?..

– Жоголева предупредить надо, – хрипло сказал Царапин. – И «Управление» тоже…

Вместо ответа лейтенант, скрипнув зубами, вскинул пистолет. Третья «фаланга», подброшенная пулей, в туче песка метнулась в заросли. И сейчас же в отдалении послышался ещё один выстрел, затем второй, третий. Это вступила в бой шестая пусковая установка, расчёт лейтенанта Жоголева.

– Предупредили!.. – Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего. – Он что, сюда шёл?.. В капонир?

Царапин молча кивнул. «Сейчас я подойду к нему, – угрюмо думал он. – Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…»

Лейтенант опередил его.

– Кто они хоть такие? – И, не дожидаясь ответа, шагнул к тёмному распростёртому навзничь телу.

Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.

«Здорово же я его изуродовал, – мелькнуло у Царапина. – Полчерепа точно снёс…»

Он подошёл к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор – и тут же отдёрнул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял всё.

Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.

На Царапина смотрели мёртвые линзообразные глаза с вертикальными кошачьими зрачками, а то, что он принимал за причудливый респиратор, оказалось уродливыми челюстями, вернее – жвалами, потому что они, судя по всему, двигались не в вертикальной плоскости, а как у насекомых – в горизонтальной.

– Ты видишь?.. Ты видишь?.. – захлёбывался Акимушкин, тыча стволом пистолета в лежащего. – Царапин, ты видишь?..

Они чуть было не прозевали незаметно подкравшуюся «фалангу» – скорее всего ту самую, третью, потому что у неё недоставало двух лап, видимо, отхваченных пулей из лейтенантского «макарова». Они расстреляли её в клочья, потратив в два раза больше патронов, чем требовалось.

На шестой пусковой прозвучали два выстрела подряд.

– До-ло-жить!.. – низким чужим голосом выговорил Акимушкин. – Немедленно обо всём до-ло-жить!..

Его сотрясала дрожь. Он боком пошёл к воротам, словно опасаясь повернуться к лежащему спиной.

– До-ло-жить… – лихорадочно повторял и повторял он. – Доложить немедленно…

В проёме белело искажённое лицо Петрова. Ефрейтор смотрел на растерзанную выстрелами «фалангу», и карабин в руках у него прыгал. Встретясь с Петровым взглядом, лейтенант немного опомнился.

– Петров! – бросил он. – Всё отставить… Будем считать, что ты действовал по обстановке. Иди поохраняй. Только затвор сразу передёрни и… ради бога, осторожнее! Царапин, ты – со мной, в кабину!

В фургончике давно уже гремел и бушевал голос Жоголева. Акимушкин схватил микрофон.

– Слушает «Кабина»!

– Ты!.. – Жоголев задохнулся. – Ты где ходишь? Что у вас там творится?

– То же, что и у вас!

Они поняли друг друга с полуслова.

– «Фаланги»? – быстро спросил Жоголев.

– Если бы только «фаланги»!

– А что ещё?

– Валера! Слушай меня внимательно. Если появятся такие долговязые, чёрные… скажи своим, чтобы немедленно открывали огонь! Как понял?

– Чёрные? – ошалело переспросил Жоголев. – В смысле – негры?..

– Какие, к чёрту, негры?.. Как увидишь – сам всё поймёшь! Отключись пока!

Акимушкин перекинул тумблер.

– «Управление», ответьте «Старту»!