ЛетныеДневники ЧастьШестая

                  Отпуск кончился, Витя наш стал летать с несросшимся ребром. Одно – что заработки, другое – Чекин засиделся в девках, надо вводить. Ну, так вот, в полетах, оно и срослось.

                  Вот судьба моего штурмана. Сын старейшего нашего бортмеханика Филарета Степановича Гришанина, поступил после школы в летное училище на пилота; после первого курса списали по язве, так и не попробовал штурвала; ну, подлечился, устроился бортпроводником, полетал несколько лет, потом пришлось комсомольским вожачком устроиться на годик, чтобы партия разрешила в бортрадисты попасть. Полетал радистом, потом пошла эпопея переучивания радистов на штурманов, поехал, окончил штурманское училище, и вот, после такой одиссеи, пашет уже лет 20 в небе.

                  Какой должен выработаться характер у язвенника, если весил 72 кг, а сейчас 58, а язва не проходит: слаб человек, живет на кофе  и табаке; но примернейший семьянин и глава: командует в семье как положено  и все несет в дом.

                   Теперь вот повторяется одиссея и с его Димкой, ну, вроде бы успешно. Вот династия.

                   6.07.  Когда пилот приземляет машину и нет какого-то особого, нестандартного требования к решению этой задачи, он всецело, всеми клеточками мозга и тела, отдается сложному  процессу.

                   Казалось бы: раз-раз-раз – и всё. Но, как известно, это «раз-раз-раз» иной раз растягивается в достаточно протяженный и даже нестерпимо долгий пучок секунд, каждая из которых пышет жаром вольтовой дуги посадочного напряжения.

                   Правда, когда задача посадки усложнена факторами, не относящимися непосредственно к пилотированию, мозг раздваивается, и в решении задачи приземления все в большей степени начинает участвовать подкорка.

                   Если бы все так работали. Но каждый из нас ловил себя на мысли, что иной раз, делая тысячекратно отработанное свое дело, ремесло, думаешь совсем о другом, а руки работают автоматически.

                    Пилот же так не может, это одна из особенностей летной психологии. Абсолютное растворение личности в сотворении чуда соприкосновения с землей. В эти секунды летчика ничто на свете не интересует кроме его искусства.

                    Конечно, можно найти аналогии и в других профессиях, но круг их весьма ограничен, и все эти профессии есть результат сгорания человека.

                   Кардиограмма, наконец, пошла, и меня допустили летать.

                   Краснодарский рейс начался вроде бы хорошо: вылетели по расписанию, удались посадки;  в Краснодаре Саша сел не хуже Леши Бабаева, невесомо; ну, курс-глиссада еще на уровне Л-410, однако землю видит.

                   В Краснодаре вечером было прохладно, комаров мало, мы выспались под гул кондиционера, а с утра стал накрапывать дождик. А потом он пошел и пошел, и я понял, что надо хватать вишню, всю, что есть на рыночке, брать по любой цене, возможно пораньше ибо это последняя вечерняя, а утром по дождю ее никто рвать не будет. Алексеич со мной согласился. И мы хоть и вымокли, но нагребли на полторы тысячи, и ягода закончилась.  После обеда немного подвезли еще, хватило и Саше со штурманом; ну, им меньше надо было.

                  Если когда-то мы брали вишню по червонцу за ведро, то нынче отдавали по полсотни рублей  за килограмм. Ну, где-то сорок кило я взял.

                   И стали ждать самолет. А потом обратили внимание, что по радио в вокзале долдонят одно и то же: рейсы задерживаются отсутствием топлива в Краснодаре.

Приплыли.

                 Дождь лил и лил: с моря вышел  отвратительный, мелкий кавказский циклончик и стал извращаться  на месте так, что уже холодный фронт протянулся с юго-запада на северо-восток, разворачиваясь и уходя  влево, на северо-запад, и неся прохладу с юга на север. Все наоборот. Но нам от этого было не легче.

                 В Краснодаре все очень дорого, и мы, пока насыщали свои утробы скудной, весьма скромной для щедрого в прошлом Краснодара пищей, едва успевали отстегивать полусотни да сотни. А вишня наша прела в коробках и корзинах.

                 Вылетел из дому наш борт, «эмка» Ну, может, догадаются, натопчут в Оренбурге побольше топлива, тем более что предупреждение есть.

                 В АДП было вавилонское столпотворение. Десятки экипажей пытались что-то выяснить. А армянский коммерческий рейс ушел, забрав в порту все остатки топлива: заплатили валютой.

                  Единственно, что удалось нам выяснить у диспетчера: борт нам сел, остаток 12 тонн. Можно перелететь в Волгоград… Но уже и в Краснодар подвезли наконец топливо, ждали отстой; вот-вот должны были начать заправлять, устанавливалась очередь на выпуск. Порт был забит: «тушки» стояли уже на первой ВПП.

                 Мы пошли в гостиницу ждать «до команды». Тут в нумера к нам ввалился Вадим Мехов с экипажем. Молодец, постарался, зная, что у нас пропадает же вишня… да сам за ней прилетел. Они привезли остаток 16 тонн, но по бумагам проходило только 12, вот и передали по радио законный остаток. И их поставили на первой РД, заперев с двух сторон другими самолетами. Но это мелочи: ребята, долго ли дернуть буксиром впереди стоящий борт, когда топливо есть!

                  Долго. Всю ночь.

                  Мы было дали команду в АДП: сажайте пассажиров, топлива хватает до Оренбурга, может, еще успеем по расписанию взлететь.