Лето

Аадниэль застенчиво поглядывает на своего школьного товарища и улыбаясь покачивает головой.

– Сами видите! – усмехается портной. – Так привыкли к деревенской жизни, что городом их не соблазнишь. А сейчас для Аадниэля как раз был бы удобный случай поехать вместе со школьным товарищем. Господин Тоотс уже немало побродил по свету, немало повидал, мог бы быть Аадниэлю отличным помощником.

– Разумеется, – отзывается Тоотс. – Поехали, Аадниэль!

– Нет, – снова покачивает рыжей головой его веснушчатый приятель.

– Предполагаете долго пробыть на родине, господин Тоотс? – спрашивает после короткой паузы портной.

– Я и сам еще не решил. Может, несколько недель. Зависит от здоровья.

– Здоровья? – испуганно переспрашивает портной. – Неужели вы больны, господин Тоотс? Вы так прекрасно выглядите.

– У меня ишиас в правой ноге. Собственно, из-за этого и вернулся в родные места. Каждый день ванны принимаю.

– А-а, – сочувственно произносит портной. – Какая жалость!

– Какая жалость! – с грустью повторяет за ним Аадниэль.

– Да, – с явной иронией продолжает Тоотс. – Что поделаешь. Это плата за долголетнюю честную службу. Работаешь, работаешь, носишься, как дурак, и вот в один прекрасный день у тебя уже ишиас в ноге, и только тебе и остается – волочи эту самую больную ногу домой да принимай ванны. Таковы дела. Ничего не поделаешь. Платят-то, правда, прилично, ничего не скажешь, но все же…

– Осмелюсь спросить, какое же вам там жалованье платят? – любопытствует портной.

– Жалованье… – чуть откидывая назад голову, повторяет Тоотс. – Не могу пожаловаться. В последний год стал получать свыше двух тысяч рублей на всем готовом.

На несколько мгновений и портной и его трое сыновей немеют, потом покачивая головами, переглядываются и почти в один голос восклицают:

– О-го-го!

– Вот это-таки жалованье! – говорит портной, когда первый приступ изумления миновал. – При таком жалованье можно и поработать. Мы здесь втроем трудимся, и то скажи спасибо, если все вместе заработаем хоть половину этой суммы. Нет, господин Тоотс, вам на судьбу жаловаться грешно. Такое место… это кое-чего стоит… Во всяком случае, да… конечно, трудности, возможно есть… Но зато… нет, нет, нет…

– Да… это… это… уже, – бормочет Аадниэль, оборачиваясь к своему среднему брату, который в свою очередь обращается к младшему брату с теми же словами, сопровождая их удивленным покачиванием головы.

Но именно в тот момент, когда Тоотсу хочется ответить на все эти замечания, из другой комнаты появляется мать семейства и разговор принимает другой оборот. Вернее говоря, никакого нового оборота разговор не принимает, а скорее все начинается сызнова. Снова расспросы, ответы, изумленные восклицания, с той лишь разницей, что теперь на многие вопросы вместо гостя отвечают портной и его сыновья.

Наконец Тоотса приглашают выпить кофе, и после соответствующих приготовлений вся семья вместе с гостем усаживается в соседней комнате за накрытый стол. Три рыжеволосых юнца сидят рядом по росту, напоминая органные трубы, и скромно ждут, пока мамаша поднесет им чашку дымящегося кофе.

Здесь, в этой комнате, вспоминается Тоотсу, были крестины. А там… там он завел граммофон. Странно: сейчас эти комнаты выглядят совсем иначе, чем тогда. Тогда они были полны едкого чада, от которого слезились глаза; словно туман плыл по всей квартире, и откуда-то несло острым запахом уксуса. Еще одно помещение в этом доме могло бы вызвать у Тоотса воспоминания, но его он, конечно, никогда больше не увидит. Сейчас комнаты кажутся более просторными, светлыми и веселыми.

Снова завязывается беседа. Говорят о паунвереских общих знакомых, вспоминают прежние времена. Между прочим Тоотс узнает, что хозяйская дочь с хутора Рая сейчас действительно дома и что помолвка ее с молодым саареским хозяином расстроилась, потому… потому что молодой человек полюбил в городе другую девушку. Когда называют имя раяской барышни, Аадниэль краснеет и начинает так кашлять, словно у него что-то застряло в горле. Звонарь Либле, оказывается, все еще живет в Паунвере и по-прежнему дружит с чарочкой. О сражениях между учениками с пасторской мызы и ребятами из приходского училища семья Кийр ничего не слышала. Вообще, по рассказам младшего отпрыска семьи, который уже проучился одну зиму в приходской школе, там наступили теперь гораздо более спокойные времена. Учитель Лаур давно уже отсюда уехал, а кистер все еще здесь. Да, иногда и теперь еще происходят в школе необычайные происшествия, но Аадниэль, прекрасно знающий и прежний и нынешний быт школы, уверяет, что сейчас там все по-иному, не то, что тогда, когда они все еще…

Рыжеголовый намекает тем самым, что нет уже больше настоящих удалых ребят, таких же как те, чьи имена неугасимыми письменами занесены в историю Паунвереского приходского училища.