Лето больших надежд

— Черта с два. Нет способа заставить мою мать отказаться от меня. Это была единственная вещь, из-за которой они не ругалась. Было решено, что моя мать останется со мной, как с ней останутся ее месячные.

«Какая ирония», — подумал он. Лолли не могла не оправдать ожиданий ее родителей. Он не мог представить себе родителей, которые чего-либо от него ждут.

— Итак, как насчет тебя? — спросил он. — Как твои дела?

— Последние два лета я путешествовала.

— Куда?

— За море.

— Ты можешь говорить более конкретно. Я думаю, я помню кое-что из своих уроков географии.

Она безрадостно улыбнулась:

— Что ж, попробую описать. Лето после выпускного класса я провела со своей матерью и ее мамой — моей бабушкой Гвен — в Лондоне, Париже и Праге. В лето после первого года в колледже мой отец отвез меня в Александрию, Афины и Стамбул.

— Звучит шикарно, — сказал он. — Черт побери, Стамбул. Египет. Ты видела пирамиды?

— Да. И они были точно такие, как я себе воображала. Не лучше. В это лето места, где я побывала, вещи, которые я видела, были… словно сон.

— Тебе повезло, Лолли. Везунчик Лолли. Звучит как название конных гонок в Саратоге.

— Да, это я. Везунчик.

— Ты хочешь сказать, тебе было не так уж весело?

— Нет. Поверь мне, вроде ты не можешь поехать в Париж и не веселиться. Но… я была так одинока и скованна. Я так чувствовала себя со времени развода и вела себя соответственно. Боже, я говорю как ребенок, жалуясь тебе на все это.

— Не тревожься, — подбодрил он ее. — Я не особенно за тебя переживаю.

— Хорошо, потому что я за тебя тоже не переживаю.

— Я знаю. Ты никогда этого не делала. — Это было еще одно, что ему в ней нравилось.

— Какие у тебя планы? — спросила Лолли.

— Хотел бы я, чтобы мне давали десять центов каждый раз, как кто-то меня об этом спрашивает. — Чего он действительно хотел, так это чтобы у него был ответ, который бы ему самому нравился, — путешествие, или колледж, или работа, которую он не может дождаться, чтобы делать. Реальность была куда менее привлекательна. Он должен был найти себе работу, жить на гроши и ходить в общинный колледж по вечерам. — Я еще не решил. А как насчет тебя? У тебя были планы с тех пор как ты окончила школу?

— Почему ты это говоришь?

— Ты все планируешь. Во всяком случае, мне всегда так казалось.

— Ну, теперь, когда я пережила школу, я собираюсь шокировать мир, — сообщила она с преувеличенной драматичностью.

— Каким образом?

— Я иду в колледж.

— Ты права. Я в шоке. — Коннор и был в шоке, конечно, это была следующая логическая ступенька для людей вроде Беллами и большинства людей в этом лагере. Богатые детки учатся, как быть богатыми взрослыми, чтобы навсегда сохранить богатство.

— Я думаю, я хочу быть учительницей, — сказала она. — Учительницей рисования.

В тени он разглядел, что ее улыбка стала застенчивой, она сияла ему во тьме.

— Ты первый человек, которому я сказала это.

— Это большой секрет?

— На самом деле нет, но я думаю, это приведет в ужас мою маму. Она скорее видит меня в министерстве иностранных дел, ну, что-нибудь потрясающее вроде этого.

— Это твоя жизнь, твое решение.

— Вроде того. Я ненавижу разочаровывать мою мать. Я даже не сказала об этом своему психотерапевту.

Он откашлялся.

— У тебя все еще есть психотерапевт?

— Всегда. Ты можешь считать, что я воспринимаю доктора Шнайдера как друга, который является им в течение часа.

— Я буду твоим другом бесплатно, — пообещал он ей. Снова эта улыбка. Она сверкнула ему из тени, немного смущенная и очаровательная.

— Спасибо, — сказала она. — Это очень много значит для меня, Коннор. У меня никогда не было много друзей.

Хотя прошло уже несколько лет, Коннор все еще чувствовал, что с ней можно говорить. Когда он был младше, он находил ее слишком высокомерной и надоедливой, но очень быстро понял, что ее начальственный тон — только маска. Под ней у нее было хорошее сердце и великолепное чувство юмора, а он точно знал, что этого много не бывает.

Ему также нравилось их молчание. Он никогда не чувствовал, что должен заполнить паузу в их беседе какой-то болтовней. С Лолли он мог молчать, и она не заставляла его почувствовать, что он должен поцеловать ее или залезть ей в трусы. Не то чтобы он что-то имел против поцелуев или того, чтобы трахнуться, черт возьми, нет. Ему здорово везло по этой части, по некоторым причинам траханье с девушками никогда не составляло для него трудности.

Подразумевать что-то. Вот это была трудность.

Или, может быть, это молчание ничего не означало. Может быть, это была ерунда для книг и кино.

Ему нравился тот факт, что Лолли честна с ним, и то, что он может быть с ней таким же честным. В его жизни было не так много людей, которым он бы мог сказать главные вещи, и она была одной из них.

— У меня есть еще один повод вернуться этим летом, — сказал он.

— Что за повод?

— Мой маленький брат.

Он кожей почувствовал, как она разинула рот в темноте.

— Я не знала, что у тебя есть брат.

— Джулиану восемь лет. Он во фледжлинге. Джулиан Гастинс.

Выражение ее лица было комичным.

— Я видела сегодня этого мальчишку — он спрыгнул с дерева в озеро.

— Он самый, — кивнул Коннор.