Лето бородатых пионеров (сборник)

Будет выглядеть грубо

То, что я расскажу.

Что не вымолвят губы,

«Во строках» опишу.

К черту высокие слоги,

Пошлость и красоту.

Схвачены будут за ноги

Мысли мои на лету.

Кажется, время настало

Высказать, как на духу…

То, что меня измотало,

Я открываю стиху.

Стих – это сказано громко,

Мне лишь бы рифмы плести.

Просто пустая девчонка

Глупости будет нести.

Итак! Начнем! Как мы живем,

Расскажем по порядку.

А наша жизнь со всех сторон

Куда ни сунься – гадка.

Приходит день, и вместе с ним…

Ах, это где-то было…

Да, не свое мы говорим,

Для своего нет силы.

Не буду про других – молчу.

Но за себя в ответе.

Я осветить себя хочу,

Как при стоваттном свете.

Моя душа – комок тряпья,

Ненужного, гнилого.

В ней нет, признаюсь честно я,

Мне очень дорогого.

В ней сердце есть. Хотя оно

Не нужно ей совсем.

Оно с рождения грешно

И недовольно всем.

В нем есть лишь место для греха,

Для чувств пустых и мелких.

Оно, как птичьи потроха

Вонючие в тарелке.

А голова? В ней мыслей нет,

А так – одни мыслишки.

Здесь ли струится ясный свет?

…А может, это слишком?

Что-то сказать хотела.

Вышел какой-то бред.

Видно, ты не созрела,

Чтобы судить себя, Свет!

Просто какая-то темень

В сердце и смутном уме.

Где же достать тот кремень,

Чтобы искру выжег во тьме?

Как-то грустно-печально,

Словно с ума схожу.

Устала я от отчаяния —

Радости не нахожу!

Что-то терзает, мучит.

Слабость, бесславность моя…

Глупый какой-то случай —

Тот, что родил меня…

Их можно было назвать «невезучими», но и по-своему счастливыми. Они нашли друг друга. И пребывали в творчестве непрерывно.

При мне они «делали» как минимум три песни: «Козлика» – любимую в детстве песенку ее неблагодарного, черствого племянника Николая, которого научил играть на гитаре Яншин; шаляпинскую «Блоху», и «Маруся отравилась», на стихи, которые наша бабушка читала нам из календаря 19… лохматого года.

Я по-своему «боялся» увлечения музыкой. Люди в наушниках вызывают у меня сочувствие. Ведь в свою подкорку они допускают нечто всемогущее, которое начинает там орудовать само по себе. А если ты весь – в музыке? Тут поневоле начинаешь понимать свою обреченность. Конечно, если ты – не Шаинский. Мелодии высших сфер подчиняют тебя всего, ты перестаешь себе принадлежать. И, может быть, не случайно рок (музыка) созвучен с Роком?…

Светка, выходя за пределы этого рока-Рока, шила, вязала крючком и спицами, набирала тексты. И снова становилась веселушкой.

Лет восемь назад я выпускал газету «Наша сторона». База была на 10-м, последнем, этаже гостиницы «Москва», в сторону Охотного ряда. Основной работницей была родственница, о которой идет речь. Команда подобралась дивная. Все делали легко и профессионально. И когда выпустили последний номер, устроили вечеринку в «редакции». А там такой длинный балкон, все вывалились на радостях, и сестрица, глуша потоки машин раскатами, обратилась к видному политическому деятелю, кабинет которого на 10-м же этаже, но Госдумы, находился аккурат напротив: «Во-о-ва! Выходи! Во-о-ва! Вы-хо-ди!» И так случилось, что через несколько дней я встретился с Жириновским, коего Светка называла «известным исполнителем известных песен» в силу его неодолимой тяги петь и поразительного таланта – при этом не попадать ни в одну ноту. И, представьте! – он тот зов услышал. «Но выходить было некуда – у вас же там балкон!» – невозмутимо прокомментировал случившееся вице-спикер.

Последняя ее «наборная» работа – два гигантских тома, составленных Владимиром Авдеевым – «Русская расовая теория до 1917 года».