Лето бородатых пионеров (сборник)

– В песчаный карьер за Протасьево села. Там никого. Я все рассчитал, – удовлетворенно проурчал бывший сотрудник Сергея Королева. – Но, надеюсь, скоро кое-кого накроет. С этой штукой можно и правительственные лимузины в стратосферу запузыривать…

Только сейчас мы обратили внимание на ежика. Он стоял на задних лапках и все еще держал в зубах недоеденного червячка.

Однажды я приехал с подарочком: привез видеокассету в «глухомань», для Тапочки. Пополнение в «Красный уголок». Можете себе представить, из чего он состоял. «Красный уголок» холостяка был насыщен видеокассетами. Их было более полусотни. Все – скабрезные, мягко выражаясь. Хозяин покупал их на Киевском вокзале, на «Горбушке», в магазинчиках, ставших чуть ли не главными проводниками «общечеловеческих ценностей», то есть секс-шопах. Грязюка неимоверная, прямо «Интернет» какой-то! Хотя интересно… Как журналист, который почти не сменил профессию, я как-то занырнул в это болото.

За прилавком стояла миловидная вряд ли девушка с какой-то блестящей кнопкой в носу. Перед ней под стеклом лежали образцы разных средств, призванных воодушевить холодеющего западного человека. За ней на полках – то же, только большего размера и цены. Это был запечатленный крик леденеющего европейца, агония его, бедного, но и изощренного.

Передо мной стояла нервная дама лет сорока и выбирала товар:

– Мне, пожалуйста, вот этот, с батарейками!

– Восемьдесят долларов, – вяло произнесла недевушка. Вошли двое разухабистых парней. Один другому шепнул:

– Ща Машку удивлю, куплю светящийся!

Прислушавшись к разговору дам-с, парняга накренился к покупательнице:

– Зачем же тратиться? Лучше шампаньезы купим ящичек!

– Не мешайте работать! – так же вяло возмутилась миловидная продавщица, и я увидел в ней «комсомольскую богиню» конца восьмидесятых, из тех подонков и подониц, которые… Ну, в общем, все понятно. Однажды посетил я ЦК ВЛКСМ, и впервые в жизни понял, что такое аллергия…

Но, надо сказать, атмосфера разврата подействовала даже на бородатого пионера, и ему тоже захотелось уйти не с пустыми руками, удивить «свою машку». Но пока в тесном проходе все еще наблюдалась очередь.

Дама, подергавшись, купила… с батарейкой. Одной, потому что вторая стоила пять долларов – две зарплаты в Грузии или полторы на Украине. Парни, ржа, набрали «светящихся». Я было раскрыл рот, но тут вошел тип, и, как представитель «второй древнейшей», рот я захлопнул от писательского изумления – настолько ярок был типаж.

Передо мной возникло живое воплощение демократии.

Бледный облик а-ля Серебряный век. Слипшиеся длиннющие волосы – как будто из телестудии сбежал. Разные, как у Ивана Грозного, глаза (хотя у Грозного были одинаковые, да и Грозных, по Фоменко, было четверо). И цвет глаз разный – светло-серый да темно-серый. Ноздри раздуваются якобы от похоти, а на самом деле от зависти ко всему здоровому. Сутулый, он нервно выпростал из рукава рубашенции созвездие нестриженых ногтей и произнес, обращаясь не к продавщице, а ко мне:

– Кагебешник!!!

Надо отдать должное продавщице-«комсомолке». Она хладно кровно запросила с типа плату за вход и спросила, чего ему надо.

– Каталоги! – взвизгнул тип, и, чтоб я не забыл, повторил свое «кагебешник!».

Я действительно был в форме. Коротко постриженный и ироничный. Мои голубые глаза светилась, как у Анны Карениной. С женой было в порядке, дети не болели и подавали признаки неподчинения дебилизирующей действительности. Родители не болели, в кармане были деньги. Творческая мысль была в меру активна. В меру – потому что, если она, русская, будет бросаться в глаза, то не станет не только денег, но и какую-нибудь совсем уж непотребную мерзость режим запустит, и тогда придется стрелять, много и шумно. Конечно, «кагебешник!»

Тип листал каталоги, а я решал: «бить или не бить?» Решил бить, он был здоровый.

– Чмо! Я не кагебешник, к сожалению. Но мой дядя мочил «чехов» и «зеленых братьев» – таких, как ты. Я не успел – позже родился. Но я свое доберу!

Тип оставил каталоги с полуголыми, но, надо сказать, пикантными дамами, правда, с растерянными несчастными взглядами, и ответил шуткой:

– Я не дерусь со слугами режима!

Мне расхотелось его бить. Я просто сказал «вон».

– Из магазина?

– Из державы!..

Купив жене тельняшку, за которую, думал я ошибочно, она будет пикантно благодарна, я оставил типа наедине с «комсомолкой» и общечеловеческими ценностями. Ненависти к демократии этот эпизод мне не прибавил, ибо больше некуда…

Но хватит о провинциальных московско-парижско-нью-йоркских страстях. Кассету Тапочке я привез.

Зрители расселись по местам, «зазвучали до самозабвенья». То были: бывшая молодая, а нынче, через пятнадцать лет, – еще более молодая жена, я и холостякующий хозяин. Последний попытался намекнуть, что «жена друга» как-то не подходит для просмотра «его репертуара». Это было верное замечание, но я, муж, приготовил еще более «крутой» сюрприз, нежели эластичные гадости того региона, куда Петр, к сожалению, пробил в свое время окно.

Включили…