Лето, дача и мажор в придачу (СИ)

Кикимора появилась на пороге кухни практически сразу же, как Виталик уселся на диван. Встала в проеме, загородив пути отступления, и уставилась на Виталика в упор.

Виталик, конечно, мог многое вынести, в том числе и скандал с отцом. Но это… Это же нечисть, а не баба! Она ж одним взглядом заморозит! А потом еще и проклянет! Напоследок! Чтоб жизнь медом не казалась! В общем, Виталик продержался недолго, секунд пять-семь, и буркнул недовольно:

– Чего тебе?

– Поговорить надо, – объявила кикимора зловещим тоном.

И Виталик понял, что ничего хорошего его не ждет.

– Говори, – милостиво разрешил он.

Кикимора облила его взглядом, полным презрения, и открыла блокнот, толстый такой, неряшливо обклеенный кучей стикеров.

– Поговори со мной по-своему, – приказала она, не думая уходить из проема.

Виталик изумленно моргнул.

– Как «по-своему»? – уточнил он.

– По-мажорски. Как ты с дружками обычно разговариваешь.

Если б не сидел, Виталик точно упал бы. Она вообще нормальная, эта кикимора? Что значит «по-мажорски»? У нее что в голове? Ну, кроме опилок, конечно.

– Хай, герла, – выдал он первое, что пришло в голову, лишь бы эта дура отстала.

– Так. А перевод? – серьезно откликнулась кикимора. – Я запишу.

Виталик не сдержался, покрутил пальцем у виска. Точно дура.

– Так отец мой говорил в девяностые, – проворчал он.

– Жаль, – с искренним огорчением протянула кикимора. – Материала для изучения сленга девяностых у меня набрано достаточно. А вот сленг нынешних представителей мажоров…

Виталик тоскливо посмотрел на нее и осознал, что попал. Крупно, очень крупно попал.

Глава 6

Надо судить человека прежде, чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят

Цицерон9

Алиса заканчивала филфак. И курсовые, и дипломная работы у нее были посвящены сленгу разных поколений. Начала она с конца двадцатого века, написала три курсовых, каждая о своей эпохе, и теперь сводила весь материал в одну дипломную. Ну и, конечно, добавляла новое. В частности, речь мажоров. Тут информации было крайне мало. Ну не появлялась Алиса там, где обычно тусили ее подопытные. У нее имелось множество дел и без того, чтобы тратить драгоценное время на дурацкие танцульки и бары.

До появления на даче Алиса жалела об этом. Теперь же, оказавшись здесь, под крышей с типичным мажорчиком, она обрадовалась удаче. Вот же он, подопытный материал. Хочет есть? Пусть поможет набрать материал для диплома. А то кому-то слишком легко живется.

Но радость Алисы оказалась недолгой – мажор то ли не знал, то ли делал вид, что не знает ни одного слова из сленга своего поколения.

– Ты ж в свет выходишь, нет? – расстроенная Алиса подавила тяжелый вздох. – С такими, как ты, общаешься? Ну так на каком языке? Что вы друг другу говорите?

Этот обормот вторично покрутил пальцем у виска.

– Лечиться не пробовала? – поинтересовался он язвительно. – Голову, имею в виду. Или ты от голода такая дурная? Так вон, на столе мясо с картошкой. Приготовь. Займи руки. А потом и рот, – добавил он с откровенным глумлением.

– Тебе, между прочим, выпала великая честь – послужить во благо науки, – огрызнулась раздраженная его тупостью Алиса. – Я, может, даже в источниках тебя указала бы, где-нибудь в сносках, как носителя нужной мне информации.

– Точно, больная, – выдал мажор и посмотрел на Алису с жалостью. – Какая наука? Что ты мелешь?

У Алисы зачесались руки. Пальцы сами сжались в кулаки. Так и хотелось стукнуть по затылку чем-нибудь очень тяжелым эту наглую сволочь. «Что ты мелешь»! Да на себя бы посмотрел! Сидит, скотина такой, ухмыляется! А у Алисы, между прочим, других источников информации поблизости нет!

Алиса готова была ответить, причем исключительно на русском народном, забыв об открытых окнах. Продемонстрирует этому идиоту всю глубину, все богатство русского языка. Но в этот момент с улицы послышался громкий голос соседки, первой сплетницы в округе, бабки Васьки, как звали ее все в округе, по паспорту Василины Петровны Смеловой.

– Алисочка, деточка, выйди на секундочку!

Алису в дачном товариществе практически не знали. С соседями она не общалась, сюда редко когда приезжала. Но на ее беду бабка Васька жила в соседнем с ней доме в городе, знала Алису с пеленок. А на дачу приезжала отдохнуть от большой и не всегда крепкой семьи.

И послать бабку Ваську было нельзя – номер телефона матери Алисы знали все местные сплетницы.

А потому все, что оставалось Алисе, это недовольно скривиться и крикнуть:

– Иду, баб Вась!

Мажор нахально ухмыльнулся. Алиса сделала себе мысленно зарубку потом не забыть отомстить ему и потопала на выход – к непонятно что хотевшей бабке, которая пришла ну вот совершенно не вовремя.

Бабка Васька, высокая худая старуха лет восьмидесяти, а то и старше, смотрела с неприкрытым любопытством. От ее цепкого взгляда не укрылись ни авто мажора, ни Алискина походка парализованного инвалида.

Бабка Васька заметила и отметила про себя все. Явно пойдет после встречи с Алиской мыть ей кости в домах других бабок.