Лето. Деревня. Любовь (СИ)

Они долго стояли на могиле и смотрели на памятник. На землю падал первый снег и тут же таял на черном граните.

— Ты молодец, братец, большое дело сделал, что храм восстановил, — грустно сказала Люська. — Надеюсь, им теперь там, — она голосом выделила слово «там», — будет спокойнее.

И Юрий неожиданно принял решение. Какой он дурак, потерял столько времени.

— Люсь, я не хочу продавать родительский дом, — твердо сказал он ей, когда они вышли с кладбища и направились к дому. — Это же наше с тобой родовое гнездо. Я хочу оставить его себе.

— Макаров, вот я так и знала, что ни в чем на тебя рассчитывать нельзя! — с ходу завелась Люська. — Ты пойми, это же просто деревянные стены, никому не нужные. Воспоминания детства навсегда останутся с нами. А в доме кто-то жить постоянно должен! Ремонт нужно делать! Деньги вкладывать! Кому эта развалина нужна? Кто здесь будет жить?

— Я буду, — спокойно ответил Юрий.

— Макаров, вот честно, зачем тебе это нужно? Работы тут нет, врачей тоже нет, заниматься нечем. Ты же окончательно здесь сопьешься и сдохнешь от сердечного приступа в первую же зиму! Не валяй дурака, езжай в Питер и начни уже нормальную жизнь, без этих твоих закидонов. Работу найди! Мне деньги нужны! — завела она свою старую пластинку.

— Да достала ты меня уже со своими деньгами! Будут тебе деньги! Я, может, жениться хочу, детей рожу, буду их сюда на лето привозить! — рявкнул он. — Чтобы они на свежем воздухе бегали, в чистой реке купались и натуральное молоко пили!

— О, Боже, какие дети, Макаров! — закатила глаза Люська. — Тебе почти сорок три года, у тебя инвалидность! Легкое оторванное и сердце зашитое! Ты это серьезно? И что, есть дура, которая за тебя замуж пойдет?

— Есть… не дура, — Юрий резко сбавил тон и перешел почти на шепот. — И дети уже есть, Люська. Целых трое.

Они стояли друг против друга, брат и сестра, и меряли друг друга одинаково упрямыми взглядами.

А потом Люська начала улыбаться.

— Так-так-так, и что же я такое слышу, братец, — пропела она. — Трое, говоришь? И кто же эта, не побоюсь громкого слова, счастливица? А самое главное, почему ты так уверен, седая твоя голова, что она за тебя замуж пойдет?

— Пойдет. Попрошу правильно — и пойдет. Я знаю, как правильно, — хмуро сказал Макаров.

— Ты влюбился что ли, Юрка?

— Влюбился. А то ты не думала, что это может случиться, когда мне ее на все лето под бок сослала! — беззлобно огрызнулся он.

— Нет, я, конечно, питала надежды, что у тебя хороший вкус на женщин и ты заценишь сей штучный экземпляр, — со шкодной улыбкой призналась Люська. — Но ты превзошел все мои ожидания.

— Как она там? — рискнул спросить Юра, со страхом ожидая ответа.

— Кто? — Люська продолжала улыбаться.

— Люська, не беси меня! — рявкнул Юрка. — Подруга твоя. Малинкина Марьванна!

— Да нормально все у нее. Ваньку в сад пристроила, работает. Нагрузку в школе снизила, чтобы побольше с детьми дома быть. Суд по усыновлению должен состояться в конце октября. На съемную они ушли, Зинка с бабкой не ужились. В Зинкиной квартире ремонт делают. В общем, трудовые будни многодетной матери.

— Спрашивала обо мне?

Люська посерьезнела.

— Нет, Макаров, не спрашивала. Ни разу твое имя не упомянула. С чего ты вообще решил, что она замуж за тебя пойдет?

Макаров неожиданно сам для себя очень сильно расстроился. Млять, какой он все-таки му…дак, даже здесь сумел все испортить.

— Эй, Макаров, вы хоть поговорили с ней по-человечески, объяснились? Ты ей обещал что-нибудь? Что у вас было? — допытывалась любопытная сестра.

— Не было ничего. Одно свидание, разговоры за жизнь да поцеловались один раз. Стихи она мне читала, Люсь, — расстроенно проговорил Юрка.

— Дааа, братец, потерял квалификацию. Ну так вот больше уже и не читает она стихов. Никому, — с упреком вздохнула Люська. — Сама не своя отсюда приехала. Вы поссорились, что ли? Как же ты так умудрился, братец? Чего тянул последние два месяца?

— Да му…дак я, вот и умудрился, — мрачно ответил он. — Эксперименты над собой ставил. Я же на полном серьезе думал, что вот она сейчас уедет в Москву, а вдруг у меня все пройдет? Вдруг попустит?

— И как?

— Не прошло ничего. Только хуже стало. Люблю я ее сильно, Люська, вот такие вот дела.

— Слушай, братец, а ты, вообще, когда в последний раз влюблялся? Я имею в виду, до Марьванны? Наверное, и не помнишь уже.

— Почему, помню прекрасно. Пятый курс института, Олечка Гордеева. Она потом за моего однокурсника замуж вышла. После нее все, как отрезало.

— Надо же, какой ты черствый, — удивилась Люся и вздохнула. — А я вот каждый год влюбляюсь. Даже и не знаю, что хуже — как ты, или как я.

— Люсь, как ты думаешь, простит она меня? — Юра поднял на сестру свои глаза, полные боли и тоски. — А вдруг у нее за эти два месяца все прошло? Что я тогда делать буду?

— Может, и прошло. Я бы лично ни за что тебя не простила, — серьезно ответила та. — Но это ж Марьванна, романтичная особа. Может, тебе в этот раз повезет? Так, Юра, я не поняла, мы дом-то продаем или нет? Надо решать вопрос!

Он тяжко вздохнул. Мысленно простился с тридцатью миллионами. Как минимум.