— Из своих волос плетем? — усаживая меня в кресло, спросила симпатичная девушка с лохматой головой в отменном капустном стиле.
— Из своих, из своих! Нам чужого не надо! — испугалась я, вспомнив красный термитник. Страшно подумать, сколько медной проволоки на него ушло! Сколько аккумуляторов рассталось со своей обмоткой!
— А мне знакомо ваше лицо! — улыбнувшись моему испугу, сообщила мастерица. — Вы не с телевидения?
— С него, родимого! — призналась я, надеясь, что эта информация сделает наше общение более теплым и искренним.
Так и случилось. Алла похвалила мою работу, я — ее, и от разговора о французских косичках, украсивших голову госпожи Панченко, мы плавно перешли к обсуждению самой Виолетты Игнатьевны. Разговорчивая Аллочка между делом рассказала мне о ней все, что могла.
Мне осталось только слушать и удивляться, что мастерица, обслуживающая клиентку какой-то год, знает чуть ли не всю ее жизнь!
Сведения, которые сообщила словоохотливая Аллочка, по большей части были мне совершенно не нужны, но пришлось слушать, уйти я не могла: болтая языком, парикмахерша совершала движения руками, заплетая мои волосы в затейливые косицы. Кстати, мне такая прическа шла гораздо больше, чем мадам Панченко. К тому моменту, когда я смогла в этом убедиться, я уже знала, что Виолетте Игнатьевне сорок девять лет, она скрипачка, но никогда не концертировала, тихо-спокойно работала в музыкальной школе, пока ее супруг не раскрутил свое дело. У Виолетты Игнатьевны нет детей, но есть две прелестные собачки чихуа-хуа. Ее любимая еда — вареники с вишней, любимая книга — «Анжелика — маркиза ангелов», любимое место — площадь у кинотеатра «Варяг», где стоит старый дом с колоннами, в котором Виолетта жила в детстве. Скверных вещей в комфортной жизни мадам Панченко две: проблема лишнего веса и аллергия на амброзию. А делами мужней фирмы она занимается потому, что ей скучно. О последнем я, впрочем, и сама уже догадалась.
Вернувшись в студию, я первым делом позвонила Виолетте Игнатьевне. Она уже была дома и с робким интересом выслушала мое предложение встретиться, чтобы записать небольшое интервью для телевизионной программы «Женское дело». То, что такой программы на самом деле не существует, не имело значения — во всяком случае, для меня. Виолетта Игнатьевна, впрочем, не рвалась на телеэкран, хотя могла бы, с новой-то прической. Но нет, бизнес-леди сослалась на занятость и медлила назначить встречу. С большим трудом я уговорила ее принять нашу съемочную группу в пятницу, в полдень, пообещав, что мы отнимем у деловой женщины не более получаса. Положив трубку, я погрузилась в размышления, которые прервал своим появлением Вадик.
— Ух, какое хитросплетение! — с опасливым уважением сказал он, увидев мои франко-бельгийские косички.
— Не то слово! — отозвалась я, думая о другом.
Потом встала, поманила напарника пальчиком и привела прямиком в кабинет главного редактора. Против обыкновения, Мамай был занят делом — считал на калькуляторе.
При этом он тряс головой, дергал носом, шевелил губами, ерзал на стуле и, как никогда раньше, был похож на дрессированного слона, натужно занимающегося арифметикой.
— Геннадий Владимирович! — позвала я.
Слон поднял на меня затуманенный взгляд, и я, устремив гипнотический взор в нервный узел между чакрой и основанием хобота, веско сказала:
— Дело Тихоньковой можно считать законченным успешно и с опережением графика. Полдня из отпущенного мне срока я сэкономила, но возьму это время в пятницу. И еще мне понадобится Рябушкин с камерой.
— Э-э-э… Елена! — проснулся шеф. — Так в чем же была проблема?
— Знаете, Геннадий Владимирович, чем меньше людей будет в курсе этой истории, тем лучше, — неосторожно ляпнула я.
Мамай надулся, и я поспешила внести дипломатическую коррективу:
— Конечно, вам-то я все расскажу, но не сейчас. Позже, когда Василий Онуфриевич убедится, что мы с Вадимом все разрулили.
Напрашивавшееся далее по тексту «и откажется от намерения нас урыть» произнесено не было, но Мамай и без того смекнул, что ему выгоднее не вникать в курс дела раньше времени, чтобы в случае неудачи не быть урытым за компанию.
— Хорошо, поговорим позже! — постановил он и отпустил нас величественным взмахом руки.
Разумеется, с Вадиком я поделилась и своими выводами, и своими планами.
— А я о чем тебе все время твердил? — выслушав меня, пожал широкими плечами напарник. — Я тебе с самого начала говорил, где корень зла, а ты меня и слушать не стала!
— Не говорил ты ничего подобного! — возмутилась я, но на этот раз уже Вадик не стал меня слушать и ушел, насвистывая, очень довольный своей воображаемой ролью в истории.
Кто сделал ролик «Волны», я так и не узнала, но это уже не представлялось мне важным. В среду и четверг я занималась своей обычной работой, а в пятницу мы с Вадиком приехали к Панченко со всем операторским снаряжением.
В дверь позвонили с королевской точностью — в двенадцать ноль одну. Виолетта Игнатьевна ждала нас, прическа у нее была новая, наряд и макияж парадные, настроение приподнятое.