Лето&Детектив

И, закончив свою речь, Марфа Сергеевна взглянула на замерших перед ней внуков.

— Я не хотела ее убивать, — произнесла она, не обращая внимания на ойкнувшую Ларису. — Это получилось случайно. Наверное, в моих руках осталось чуть больше силы, чем я думала.

— Бабушка! Так это ты вытолкнула Ирину в окно?

— Мы с ней разговаривали. Я хотела понять, что она затеяла, приехав в наш дом под видом невесты Лени. Потом она начала шептать мне в лицо ужасные вещи. Наклонилась совсем близко. Я просто хотела, чтобы она отодвинулась от меня. Но я никак не ожидала, что она так сильно откинется назад и выпадет в окно. Поймите, это был несчастный случай. Но я знаю, что следствие этой версией не удовольствуется. Ирина умудрилась втянуть в эту гнусную историю всех вас. И чтобы уберечь вас, мои дорогие, от тюрьмы, куда вам отправляться совсем не нужно, я уже написала подробное чистосердечное признание. И сейчас за мной приедут.

Марфа Сергеевна оказалась права. Стоило ей произнести эти слова, как возле дома послышался звук затормозившей машины. А через минуту на веранду поднялся тот самый следователь, который приезжал и вчера.

— Вы мне звонили, — произнес он, глядя на Марфу Сергеевну.

— Да, — поднялась старая женщина со своего стула. — И я готова. Едемте.

Следователь некоторое время с интересом смотрел на нее.

— Куда? — спросил он затем.

— Как куда? — с достоинством спросила она. — В тюрьму! Я совершила убийство и призналась вам в нем. Мое письменное признание лежит на столе. Вот оно. Возьмите. Не уверена, что оно написано по всем правилам, которые требует ваш протокол. Но я готова переписать в любой удобной для вас форме. Поедемте.

Но, несмотря на настойчивость старой женщины, следователь медлил увести ее за собой. Он стоял, нерешительно перебирая листки с исповедью в совершенном убийстве. А потом вдруг сказал:

— Дорогая Марфа Сергеевна. Я безмерно восхищен вашей храбростью и готовностью к самопожертвованию. Но тюрьмы у нас и без того переполнены. Всех этих правонарушителей приходится кормить и поить. И совсем ни к чему сажать на шею государству еще одну пожилую нахлебницу. К тому же в своем преступлении вы уже признались. И помещать вас в следственный изолятор нет никакой необходимости.

— Так что же? Вы оставляете меня дома?

— Во всяком случае, до суда вы останетесь дома. Думаю, что прокурор, узнав все обстоятельства вашего дела, согласится со мной. И никаких проблем в связи с этим у нас не возникнет.

И, произнеся эти слова, следователь сгреб со стола листки с признанием Марфы Сергеевны и вышел прочь. Немного погодя в темноте заурчал двигатель его машины и зашуршали шины. Но спустя несколько минут все стихло. И в опустевшем вновь доме остались лишь внуки со своей старой бабушкой.

Состоявшееся несколько месяцев спустя судебное заседание присудило Марфе Сергеевне пять лет условного заключения.

Ее подробная и чистосердечная исповедь тронула судей. И учтя более чем преклонный возраст ответчицы, а также моральный облик потерпевшей, бабушку оставили на свободе.

Как ни странно, эта ужасная история сделала семью Дубовых только еще более сплоченной и дружной. Они сумели простить друг другу былые ошибки и обиды и снова выступают против всех жизненных трудностей единым фронтом.

Узнав о том, что за фрукт была Ирина, к Ларисе вернулся ее Коля. Он просил прощения столь искренне, что девушка согласилась вновь попытаться полюбить его. Ведь судьба ее бабушки и родителей ясней всяких слов говорила о том, что членам одной семьи нужно уметь понимать и прощать друг друга. Только тогда семья действительно останется тем, чем ей и положено быть. Семья. Семь — Я! И больше прибавить тут просто нечего.

Марина Крамер Шрам

Мой ангел-хранитель либо вечно пьян, либо просто впал в кому.

Иначе как, как он мог допустить такое? Как мог не увидеть, не угадать, не предотвратить? Почему так случилось? Хотя… ведь я жива — а это значит, что мой ангел все же оказался в нужном месте в нужное время. Но вот честное слово, я с удовольствием поменялась бы местами с мамой или с мужем. А еще лучше — с обоими сразу…

Я просыпаюсь от собственного крика и боли в голове. Даже не понимаю, что сильнее — страх, вырвавший меня из объятий сна, или боль, раздирающая виски. Оглядываю комнату и понимаю — нет, ничего не изменилось: та же пыль, те же разбросанные вещи, те же пустые кофейные чашки. Ничего не поменялось, все точно так же, как вчера, позавчера, неделю назад, месяц… Сегодня ровно сорок дней, и мне пора бы встать и начать собираться — скоро приедет Инка, моя единственная подруга, и мы поедем на кладбище.

Я бреду к зеркалу. Тоже без изменений — всклокоченные волосы, синяки под глазами, правая бровь сбрита — там свежий шрам, тонкий, едва затянувшийся розовой кожей. Это единственное, что осталось у меня на память об аварии. У меня — шрам, а мамы и Олега больше нет.