Лето детства

«Теперь вот Игната нашла, и что? Что-то любви тоже не видно: работа, работа и ещё раз работа. Насчет работы он как раз мастак, руки золотые, напраслину говорить не стану, ну уж характер…ох и тяжелый. К тому же выдумщик большой, никто его в селе не понимает, смеются, а нам приходится слушать? Вроде и полезные его придумки, только больно непонятные. Ладно, сам придумал – сам и делай. Так нет, надо чтобы и жена, и дети в этом участвовали. Ну скажите на милость, зачем поливать яблони до двенадцати ведер воды под каждую? Это ж надорваться можно! Дети ещё маленькие, Валька да жена таскают. Валька не родная, люди его за это осуждают, а жена с работы придёт, её саму хоть поливай, чтобы не упала. Правда вырыл колодец во дворе – облегчение большое, но всё равно… Соседи смотрят, думают, что он над неродной дочкой издевается. Я- то вижу, что он ко всем одинаково относится, но людям на роток не накроешь платок. А в зиму картофель тёрли на крахмал, чтобы продать в Москве и купить машину без мотора. А потом ещё на мотор терли да бычка закололи, теперь вот на этой машине огород пашет, потому как гордый, у председателя просить лошадь не хочет – не ладят они. А огород и вправду вспахал, всё село высыпало смотреть. Мотор с самолета, говорят, поставил, вот теперь и тешится. Ему б Татьяне такой аппарат сделать, чтобы коров помогал доить, а то шутка ли тридцать коров, – ну-ка руками подои?! Но самое главное – живут-то они не расписанные… Детям в графе отец только Игнат написано, виданное ли дело. И та молчит… Да и то сказать, что она может сделать, трое деточек теперь, пусть хоть так живут.»

На другой половине двора, где жили дочь с зятем и детьми, игрался маленький Вовка, про которого они с Нютой забыли.

– Ба, он лоб себе железкой разбил, смотри шишка какая.

Нюта держала за руку насупившегося брата.

Надя взяла внука на руки и принялась успокаивать.

– Не бойсь, до свадьбы заживёт. Сейчас я тебе холодной водичкой умою, зелёночкой помажу, и всё пройдёт. Ты ж не первый раз бьёшься, привыкнуть пора… Это ты, Нюта, не доглядела.

Брат успокоился на руках и теребил серёжку в ушах бабушки.

– Этот точно батька – всё ему интересно. На лбу уже живого места нет, а он не отступается. Может, вырастет инженером станет, крепко сейчас эта профессия в почёте.

Борщ сварить она так и не успела.

– Картошкой с кислым молочком накормлю, целы будете. Нюта, глянь, что Валька делает, да зови есть, чтоб потом не бегали один за другим – то компота, то хлебушка.

Валька пришла без Нюты с довольной рожицей.

– А сестра где? – спросила бабушка.

Валька пожала плечами и уселась за стол.

– Опять ребёнка обидела? Ладно, мать придёт, я ей всё расскажу, пусть она тебя сама воспитывает.

– Да не трогала я её, только и сказала, что отцу расскажу, что Вовку не углядела, а она завыла и за сарай пошла.

– Ты ж, каверза, специально так делаешь, что я тебя не знаю.

Надя вышла во двор, нашла внучку, сидящую за сараем.

– Пошли есть, я что за вами так и буду ходить? Отпор надо учиться давать, а не выть, не век же я тебя защищать буду?

– Ба, чего она меня не любит?

– Да она и сама не знает, чего нрав у неё такой. Все вокруг жалеют; сирота да сирота, вот она и дурит, ещё и ревнует. А если вдуматься, какая она сирота: мать есть, я, вы, кого ей ещё надо?

Накормив детей, она отпустила Вальку на речку с условием, что та Нюту возьмёт и будет за ней приглядывать. Вовка заснул прямо за столом. Надя уложила его на свою кровать, подоткнула с краю одеяло, чтобы не свалился, задёрнула штору и вышла во двор.

В хлеву визжали голодные поросята. Накормив поросят, пошла на огород нарвать гички.

Надя любила свой огород, с которого просматривалась вся округа. Милые сердцу дали открывались её взору.

Картошка и свекла бушевали. Ботва, толстая, сочная, радовала взор.

– Картошечка – кормилица наша, без тебя не выжить, – Надя провела по ботве руками. – Июнь батюшка – кладень-кладенец, что сейчас даст, то и в зиму будет. Оглядела окрест.

Вон Нюркин огород. Всё прополото, окучено. Почти сразу за огородами лес. Соскучилась. Давно в лесу не была. Земляника скоро пойдёт. Надобно сходить, хоть баночку нарвать, да и грибы следом. Отцвела липа, пора лыко на щётки драть. Дел невпроворот. Где время взять? За детьми совсем некогда. Схожу, обязательно схожу, пусть сами за детьми смотрят, я ж им не сиделка.

Косят. Она втянула в себя запах свежескошенной травы.

Нет лучшего запаха на свете, чем запах свежескошенной травы. Земля – землица, кормилица, сколько доброго ты нам даёшь, а мы не ценим, не бережём, а ломаем, крушим. Вон на днях какую вербу пацаны подожгли! Красавица! Она ж наших дедов помнила, и как только у них рука поднялась. Конечно, не сами додумались, кто-то из взрослых подсказал – негодяи. В лесу тоже: воруют, под шумок тянут. Лесник скажет, что рубить, а они ещё сами себе прибавят, что получше. Скоро лес голым станет, одни кусты будут да кривые деревья. Это как среди людей: хорошему человеку не дадут пожить – сгноят, а всякая рвань да дрань шелестит себе и шелестит.»