Лето длиною в ночь

Может, я сама виновата? Слишком многого требовала. Была вечно занята, озабочена бытом, своими проблемами на работе, итальянским, этой постоянно откладывающейся поездкой — не нашла времени понять, разобраться, что происходит… А ведь чувствовала, видела — творится что-то странное. Фантасмагория какая-то, чудовищная, невероятная!.. А может это я сама постепенно теряю рассудок? Просто схожу с ума?

* * *

Оглушительно зазвонил телефон. Тоня вздрогнула. Господи, неужели нашёлся! Или… Она долго не могла попасть пальцем в нужную кнопку.

— Да, слушаю! — не своим голосом крикнула наконец.

Звонили из опеки. «Всё замечательно, — радостно сообщал ей женский голос. — Ваше дело сдвинулось с мёртвой точки, скоро все документы будут оформлены, и можно будет поздравить и вас, и мальчика, и нас тоже. Ну как же, конечно — мы ведь всегда радуемся за ребёнка, который нашими общими усилиями обретает близких… Алё, алё, вы слышите меня? Ой, видимо, что-то со связью…»

Антонина молчала. Отвечать просто не было сил. Надо же было получить это известие именно сегодня…

Она долго глядела на погасший экран телефона, не понимая, что теперь делать, куда идти, и вообще — как жить дальше…

А потом — пропали близнецы. Не вернулись к назначенному сроку.

Их мобильники замолкли… Снова, опять — «вне зоны доступа»! Это звучало как приговор…

* * *

…Тяжёлые дубовые створы стонали под тяжкими мерными ударами тарана.

Наконец, не выдержав напора, двери храма треснули и разбойники ввалились внутрь.

Застучали под древними сводами конские копыта, забряцала сбруя, загремели сорванные, сбитые наземь иконы в дорогих окладах. Снаружи, сквозь разбитые двери, донеслись в храм жалобные вопли, стоны, надрывный женский плач.

Глеб оглянулся, попятился к столбу. Отступать было некуда. Схватив в руку увесистый обломок деревянной лестницы, замер, готовый живым не сдаваться.

Один из ордынцев, перешагнув опрокинутый подсвечник, пошёл прямо на него, поигрывая плетью и скаля зубы в хищной ухмылке.

Удар. Хлёсткий, стремительный, молниеносный.

Глеб даже дёрнуться в сторону не успел, не то что увернуться. Голова будто раскололась. На мгновение ему показалось, что глаза больше нет. Он пошатнулся, почти ослепнув от боли, прижал ладонь к лицу. Под рукой стало горячо и мокро.

Глеб провёл по штанине, стирая с ладони кровь, и решительно сжал обеими руками увесистый деревянный обломок.

Размахнулся — яростно, так, что хрустнуло в плече, и со стоном обрушил палку куда-то вперёд себя.

Ударил снова. Ещё, ещё!

Он рвался вперёд, чувствуя, что сзади его уже ловят, хватают чьи-то руки — настойчиво, цепко, с двух сторон, повыше локтя… Уже! Окружили!!! Скрутят и — конец… Он рычал от злости и отчаяния, и рвался, всё рвался вперёд…

* * *

— Держи! Держи его крепче! — по-русски заорал прямо над ухом срывающийся, ломкий голос. — Луша, держи! Не отпускай!

— Глеб! Глеб!!! Это мы! — надрывалась та. — Постой, остановись! — Надо вернуться! Ты слышишь, нет?

Глеб мотнул головой. В ней со звоном пульсировала боль. Всё сильнее, всё громче. Лоснящиеся от пота смуглые, скуластые лица напирая, тесня друг друга, завертелись каруселью. Он качнулся, но не упал, с двух сторон стиснутый плечами друзей.

— Руся-а-а!!! — Луша сорвалась на визг. — Окружают!

— Кия! — выдохнул Раевский, неожиданно высоко и резко вскинув ногу. Низкорослый ордынец, замахнувшийся на девочку, и совсем не ожидавший удара сбоку, получил в ухо. Безвольно мотнув головой, он покачнулся и выпустил плеть из рук.

— Уходим, ну???

— Давай!!! — Сорванный мальчишеский голос взлетел над всей этой чёрной, шевелящейся как саранча ордой налётчиков — вверх, под самый купол. — На раз, два, три-и-и!

* * *

Глеб почувствовал, как разрывая грудь, сорвалась, распрямилась в нём до последнего предела сжатая пружина.

Мгновение, — и сквозь звон, головокружение и тошнотворный туман он, увлекаемый друзьями, уже летел прочь — всё дальше и дальше от заполонившего собор пронзительного конского ржания, от гулкого топота копыт, от хриплых гортанных криков стремительно накинувшихся на вожделенную добычу ордынцев…

Эпилог

Время летит быстро. Даже для хронодайверов. Короткие осенние каникулы подошли к концу. Казалось — ещё уйма времени до отъезда! Дыдынц — а он уже завтра!

Близнецы по настоянию Тони с вечера паковали сумки — уныло, неохотно.

Руслан уже полчаса слонялся по комнатам с одним носком в руке — якобы в поисках другого. За ним по пятам ходил Глеб, и они перебрасывались негромкими фразами, занятые разговором о летоисчислении южноамериканских индейцев гораздо более, чем разлучёнными носками.

— Руслан, ну что здесь до сих пор карточки разбросаны! — ворчала Тоня. — И давно пора сложить твои книжки!

— Не видишь, мы — в поиске… — рассеянно бубнил Руська. — Мы ищем мой носок…

Выглядели, надо сказать, эти поисковики довольно живописно — один с забинтованной рукой, другой — с заклеенной бровью.

— Может, его и искать не стоит… — чесал макушку Руслан, мечтая прекратить, наконец, блуждания по квартире и устроиться на диване. — Может, он закольцевался, как твоя, Глеб, шапка… Луша, ты мой носок в прошлое не забирала?